Возвращение - стр. 3
– И не попадут, – добавила Ольга. – В тебя, чтобы попасть, надо долго целиться.
– Всё равно не пойду, – сказала Танзиля. – Не хочу я воевать.
– Надо идти, – отрезала Наташа. – Такая возможность проявить героизм больше может и не представиться. Упускать нельзя. Подумай до завтра, Танзиля.
Закончив говорить о войне, сельчане перешли к обсуждению полевых работ. Перед канцелярией народ стал расходиться.
– Народ расходится, – заметила Катя. – Нам тоже пора. Иначе влетит.
– Бежим! – Ольга сорвалась с места. – А давай наперегонки!
– Я первая! – Наташа внезапно ускорилась и обогнала Ольгу.
Девушки, смеясь, понеслись к канцелярии. Это была не просто игра. Опоздание на работу даже на минуту было чревато последствиями. Если бригадир или председатель заметят, можно было забыть о трудоднях. За малейшее промедление приходилось расплачиваться целым днем бесплатной работы. И даже если начальство не видело, всегда находились доносчики. Потом вызывали в канцелярию на допрос: "Где шлялась? Почему не была на рабочем месте?" Некоторые из женщин не особо обращали внимания на такие вопросы и огрызались с особым удовольствием. Мать Наташи, вон, всегда яростно защищалась, добиваясь своего любой ценой. Говорили, что в районном центре у неё какой-то родственник занимает высокую должность. Поэтому ей всё сходило с рук. А мать Танзили не могла позволить себе такого. Она была кроткой женщиной, да и мужа её отправили "туда". Ни Танзиля, ни её подруги не могли тягаться со старшими и добиваться своего. Поэтому приходилось бежать, не опаздывая ни на минуту.
– Где это ты опять прохлаждаешься? Опять хочешь бесплатно вкалывать? – встретила её мать недовольным ворчанием. – Давай быстрее. Наши уже вовсю работают.
Танзиля молча последовала за матерью. Она не работать хотела, а есть. Но что поделаешь… Придётся терпеть до вечера. И словно назло, день тянулся бесконечно долго.
2
В селе Качкы жизнь подчинена своим устоям. Здесь правят трое: председатель колхоза, счетовод и бригадир. Первые двое больше заняты бумажной волокитой и важными совещаниями, а вот с народом бок о бок трудится бригадир – Барый Василович Борханов, человек с непростой судьбой и острым языком.
Искалеченный на Германской войне, этот мужчина лет пятидесяти, известный в народе как Барбос, каждое утро с рассветом обходит дома, разнося крепкое словцо и подгоняя народ на работу. Его грозный голос, кажется, слышен в каждом уголке села:
–Эй, сонные тюлени! Солнце уже высоко, а вы еще дрыхнете? Коммунизма ждете, олухи царя небесного? Так он сам не придет, его завоевывать надо! Бездельники! Почему вчерашнюю работу не доделали? Думали, дед Мазай за вас все доделает? Сегодня до обеда чтоб все было готово! Сам проверю. Если не успеете или сделаете тяп-ляп – никаких вам трудодней и хлеба не видать! Кто не работает, тот не ест! Понятно? Сегодня все на свои участки! Через полчаса чтоб были на месте, а не то я вам все трудодни урежу, чтоб знали!
С этими криками Барбос переходит от дома к дому, барабаня в двери и разнося бодрящие ругательства:
–Что, как в тюрьме, днем с огнем заперлись? За решетку захотелось? Сейчас позвоню куда надо, вас живо оттуда поволокут! Открывайте! Кто сегодня за вас на работы выходит? Да вы еще и не одеты, лодыри! Всех вас, бездельников, в Улят-базы, чумной барак в лесу, сослать надо! Работать-то хоть умеете, дармоеды? Или я, калека, за вас пахать должен? Живо марш в поле! Поле ждет прополки. Самые заросшие участки для вас приберег, черти ленивые! Если сегодня к вечеру управитесь, двойной трудодень поставлю, а нет – вчетверо урежу! Живо за работу, чтоб вас!