Возвращение - стр. 4
Несмотря на грубость и сквернословие, никто не смеет перечить Барбосу. Люди привыкли к его манере и знают, что за резкими словами скрывается доброе сердце. Он всегда готов заступиться за своих работников перед начальством, выгородить перед районным начальством, найти оправдание даже самым провинившимся.
Однажды, когда Зайнаб-апа, была поймана на краже горсти зерна, именно Барбос вызволил её из тюрьмы.
–Это я ей разрешил, -заявил он прибывшему из района чиновнику. -У нее мать при смерти, пятеро детей мал мала меньше. Голодают. Что, смотреть, как они умирают? Я уверен, что поступил правильно. Зато на следующий день Зайнаб перевыполнила план вдвойне…
–Вы не имеете права распоряжаться государственным имуществом по своему усмотрению, -возразил районный чиновник. -Вам таких полномочий никто не давал.
Но Барбоса это нисколько не смутило:
–Это не государственное имущество, -отрезал он стальным голосом. -Это её хлеб, за счет трудодняй.
Почувствовав поддержку сельчан, районный начальник предпочел не спорить и отступил. Народ ликовал и аплодировал Барбосу. А тот, хоть и говорил про трудодни, и мысли не допускал удержать что-то у бедной женщины. Мелочиться не в его правилах.
Вот почему жители села уважали Барбоса, слушались его, несмотря на ругань и брань. Начальство из района тоже не слишком придиралось, ведь показатели колхоза были отличными.
И каждый день, чуть солнце выглянет, Барбос появлялся на околице села, будил народ и отправлял на работу. А потом и сам объезжал поля и пастбища, справлялся о нуждах работников, помогал решать проблемы, а если кто нарушал порядок, то ругал, как последнего пса.
Но на второй день войны Барбос не появился с рассветом. Лишь после того, как ушло сельское стадо, он объявился. И на этот раз он не колотил в двери и не извергал проклятия. Напротив, он был необычайно тих и сдержан. Казалось, даже немного смущен и виноват. Тихонько стучал в двери и, когда хозяин выходил, говорил, пряча глаза:
–Здравствуйте, односельчане! Богатыри в вашем доме есть? Нужно сегодня к девяти утра собраться возле конторы с вещами. Из военкомата приедут. Объявили экстренную мобилизацию. К обеду уезжать придется.
Так он обходил дом за домом, объясняя ситуацию. О работе не было сказано ни слова. Быть может, он не хотел, чтобы женщины и матери оставались в поле, пока их мужья и сыновья уходят на войну.
Весть была воспринята по-разному. Кто-то молча кивал, кто-то начинал тихо плакать, кто-то застывал в оцепенении, словно получив удар обухом по голове.
–Почему так скоро, война ведь только вчера началась? -спрашивали некоторые.
Барбос терпеливо пытался объяснить:
–Фашисты наступают очень большими силами, нужно много людей, чтобы их остановить. Срочно. Иначе они и сюда доберутся.
После ухода Барбоса село пришло в движение. Из труб домов повалил дым. На улицах появились женщины и дети, бегающие от одного соседа к другому. Вскоре показались и мужчины с вещмешками. Они собирались группами и поодиночке, и шли по улице. Танзилю больше всего поразило разделение мужчин на две группы. Одни неспешно направлялись к конторе, другие спешили в сторону леса. Возле конторы собралась большая толпа. В лес уходили тоже немало.
Танзиля чувствовала себя зажатой между этими двумя группами. Она не знала, что ей делать. Еще вчера и по радио, и в разговорах твердили: "Нужно защитить Родину! Прогоним фашистов, не дадим им топтать нашу землю!". Говорили с уверенностью. Человек, уверенный в своей правоте, всегда кажется убедительным. И Танзиля начинала им верить. Действительно, нельзя отдавать страну захватчикам, чужакам. Разве пришлый человек будет ценить твою землю? Качкы ведь раньше был татарским селом, жил своими обычаями и традициями. После революции под разными предлогами сюда навезли людей разных национальностей. И эти пришельцы не знают и не уважают старые обычаи, ведут себя по-своему, пытаются установить свои порядки. Так будет и с фашистами, наверное. Они будут навязывать свои правила. Поэтому нужно защищать свою землю от чужаков.