Возвращение - стр. 11
Вдруг что-то произошло. Двое военных, стоявшие по обе стороны от отца, схватили его под руки и подняли на ноги. Один заломил ему руки за спину, другой встал перед ним и ударил кулаком в живот. Ещё раз… Ещё… И он, вплотную приблизившись к отцу, начал что-то кричать. Хотя её слов и не было слышно, но по широко открытому рту и напряжённым жилам на шее можно было понять, что он кричит. Вдруг что-то случилось, военный согнулся в три погибели, теперь была видна только его спина. Вскоре он выпрямился, выхватил пистолет и приставил его ко лбу отца.
Сердце Танзили оборвалось. Эти изверги могли просто убить её отца. Надо что-то делать! Танзиля бросилась на помощь и прыгнула с лестницы… Но её нога зацепилась за что-то, и она с глухим стуком упала на землю. В глазах вспыхнули яркие искры, мир погрузился во тьму.
Очнувшись, она почувствовала сильную головную боль и пощупала голову. Вроде бы крови нет, но на лбу вскочила большая шишка. Она попыталась встать на ноги, но, не выдержав боли, застонала. Нога опухла. Превозмогая боль, прихрамывая, снова поднялась по лестнице на каланчу. В конторе никого не было. С трудом она вышла к передней части дома. Машины тоже не было. Перед конторой курил сторож Хатмулла-бабай.
– Эй, малышка, откуда ты взялась? – удивился он, увидев девочку, и вздохнул. – Отца твоего забрали, дочка. Хороший он человек! Ты не горюй, дочка, вернётся ещё. Вернётся…
Речь Хатимуллы-бабая была так же прекрасна, как и его мягкий голос. Танзиля и не заметила, как её прорвало на слёзы. Рыдая, она побрела по улице.
Да кто, если не она, должна была плакать? Отца, избивая, увезли куда-то вдаль, мать осталась рыдать у ворот, а её собственная голова раскалывалась от боли, ноги отекли, а в душе завязался тугой узел. Как можно было вынести без слёз этот обрушившийся на неё внезапный кошмар? Ей ведь едва исполнилось десять лет. Десяти еще не стукнуло…
5
"Не теряйся, дочка. Я скоро вернусь", – сказал отец, уходя, но так и не вернулся. По взгляду матери Танзиля понимала, что ждать его скорого возвращения не стоит. Впрочем, она и сама видела, в чьи руки он попал. Ещё на выезде из деревни его начали избивать, а уж когда привезли в своё логово, церемониться и вовсе перестали. От этих мыслей становилось так тяжело, что в горле вставал ком, а в глазах – слёзы. Казалось, будто ты осталась одна во всей вселенной, без защиты и поддержки.
Впрочем, одиночество было не только в чувствах. Подруги Танзили тоже стали сторониться её. После ареста отца вся работа легла на их с матерью плечи, и у девочки почти не оставалось свободного времени. В те редкие минуты, когда она выходила поиграть, подруги, едва она успевала подойти, под каким-нибудь предлогом разбегались. Раньше девочка не обращала на это внимания. Но однажды мать с горечью сказала:
– Эх, дочка… Остались мы теперь вдвоём… – проговорила она, поглаживая Танзилю по волосам. – И подруг твоих не видно, и соседи перестали заходить. А как сама зайду, так отворачиваются.
Тогда Танзиля обратила внимание. Действительно, подруги всегда отворачивались. А когда она приходила к ним домой, их матери спешили выпроводить её:
– У неё много дел, не может она играть, иди домой.
Во всём виноват арест отца. То ли боялись общаться, то ли и вправду считали их врагами народа. Впрочем, могло быть и то, и другое. К тому же, мать почти каждый день вызывали в контору на допросы. Она старалась этого не показывать, но возвращалась оттуда обессиленной и подавленной. Как ни крути, а одиночество стало её реальностью.