Возможность острова - стр. 9
– Шесть миллионов евро. – Я ответил машинально, даже не думая; уже несколько минут у меня на языке вертелся другой вопрос.
– Да, так вот твой журнал… Ты права, я действительно совершенно не похож на твою публику. Я мрачный, циничный, я могу быть интересен только людям, склонным к сомнению, живущим в атмосфере конца, последней игры; интервью со мной не вписывается в политику твоего издательства.
– Верно, – сказала она спокойно. Сейчас, задним числом, я поражаюсь спокойствию Изабель, она была так откровенна и прозрачна, не умела лгать. – Интервью и не будет, это просто предлог, чтобы встретиться с тобой.
Она смотрела мне прямо в глаза, и я возбудился от одних ее слов. По-моему, ее растрогала эта глубоко сентиментальная, человечная эрекция; она снова легла рядом, положила голову мне на плечо и начала мне помогать. Она действовала не спеша, сжимая мою мошонку в ладони, варьируя амплитуду и силу движений пальцев. Я расслабился, полностью отдавшись её ласке. Что-то рождалось между нами, словно мы были безгрешны – похоже, я переоценил масштабы собственного цинизма. Она жила в Шестнадцатом округе, на холмах Пасси; вдали виднелась линия надземного метро, пересекавшая Сену. День разгорался, уже слышен был шум уличного движения; струя спермы брызнула ей на грудь. Я обнял ее.
– Изабель, – прошептал я ей на ухо, – мне очень хочется, чтобы ты рассказала, как попала в этот журнал.
– На самом деле все началось чуть больше года назад – «Лолиты» вышло всего четырнадцать номеров. Я очень долго работала в журнале «Двадцать лет», занимала почти все должности. Эвелин – наша главная – полагалась на меня во всем. В конце концов, как раз перед тем, как журнал был перепродан, она назначила меня своим замом – а что ей оставалось, я уже два года делала за нее всю работу. При этом она меня терпеть не могла: я помню, с какой ненавистью она смотрела на меня, когда передавала приглашение Лажуани. Ты знаешь, кто такой Лажуани? Тебе это имя о чем-то говорит?
– Кажется, что-то слышал…
– Да, широкая публика его почти не знает. Он был акционером журнала «Двадцать лет», миноритарным акционером, но именно он заставил перепродать журнал; его купила одна итальянская группа. Эвелин, естественно, уволили. Мне итальянцы предлагали остаться, раз тогда Лажуани пригласил меня в воскресенье на завтрак, значит, у него было для меня что-то другое. Эвелин не могла этого не понимать, потому и бесилась. Он жил в Маре, недалеко от площади Вогезов. Когда я вошла, то была в шоке: там собрались Карл Лагерфельд, Наоми Кемпбелл, Том Круз, Джейд Джаггер[6], Бьорк… В общем, не совсем те люди, с какими я привыкла встречаться.
– Это не он сделал тот знаменитый журнал для педиков?
– Не совсем. GQ сначала ориентировался не на педиков, скорее наоборот – на супермачо: девки, тачки, чуть-чуть военных новостей… Правда, через полгода они вдруг обнаружили, что среди покупателей журнала огромный процент геев, и это была неожиданность, они вряд ли рассчитывали именно на такой эффект. Так или иначе, вскоре он журнал перепродал, причем поразил всех, кто связан с журналистикой: он продал GQ, когда тот был в топе, хотя все думали, что он даст ему еще подрасти, и запустил «Двадцать один». С тех пор GQ захирел: по-моему, они потеряли процентов сорок в национальном масштабе, а «Двадцать один» стал главным ежемесячным журналом для мужчин – они только что обошли «Шассёр франсе». Рецепт очень простой – строгая метросексуальность: гимнастика, косметика, модные тенденции. Ни грамма культуры, ни грамма новостей, никакого юмора. Короче, я никак не могла понять, что он может мне предложить. Он очень любезно поздоровался, представил меня всем и усадил напротив себя. «Я очень уважаю Эвелин…» – начал он. Я едва не подскочила: