Возможность острова - стр. 38
Едва я успел заселиться и налить себе чашку растворимого кофе, как началась первая лекция, при посещении которых следовало поверх обычной одежды надевать длинную белую тунику. Облачаясь в эту штуковину, я, естественно, почувствовал себя несколько смешным, но вскоре мне открылись плюсы такого маскарада. План гостиницы был очень сложный – с какими-то застекленными переходами из корпуса в корпус, бельэтажами, подземными галереями, причем все указатели были на странном языке, смутно напомнившем мне валлийский, в котором я, впрочем, все равно ничего не понимал, так что мне понадобилось полчаса, чтобы добраться до цели. За это время мне попалось десятка два человек, блуждавших, вроде меня, в таких же балахонах по пустынным коридорам. Когда я наконец нашел конференц-зал, у меня было полное ощущение, что я ввязался в какие-то духовные практики – при том что слово «духовность» никогда не имело для меня никакого смысла, да и вообще никогда не имело. Во всем этом смысла не было, зато был я. По одежке протягивай ножки.
В тот день выступал очень высокий, очень худой и лысый тип, на редкость серьезный: когда он несколько раз пытался нас рассмешить, становилось страшновато. Про себя я назвал его Ученым; он и в самом деле оказался профессором неврологии из какого-то канадского университета. Он говорил о вещах интересных, а местами даже захватывающих. Человеческий ум, объяснял он, развивался благодаря возникновению и постепенному химическому усложнению нейронных цепей различной длины, от двух до пятидесяти и даже более нейронов. Поскольку мозг человека насчитывает несколько миллиардов нейронов, то число их комбинаций, а следовательно, возможных цепей, совершенно невероятно: к примеру, оно намного превосходит количество молекул во Вселенной.
Число используемых цепей у разных людей сильно варьируется, чем, по его мнению, и объясняется бесконечное множество градаций от слабоумия до гениальности. Но что еще любопытнее, чем чаще вовлекается данная нейронная цепь, тем легче в применении она становится из-за разницы в накоплении ионов; короче говоря, происходит ее постепенное самоупрочение, причем это относится ко всему – к идеям, наклонностям, настроениям. Этот феномен прослеживается как на уровне индивидуальных психологических реакций, так и на уровне социальных отношений: осознавая свои внутренние препятствия, мы усиливаем их, а разбираясь в конфликтах между двумя людьми, как правило, делаем эти конфликты неразрешимыми. В свете этого Ученый беспощадно громил теорию Фрейда, не только не имеющую под собой каких-либо состоятельных физиологических оснований, но и приводящую к драматическим результатам, прямо противоположным поставленной цели. На экране за его спиной чередование схем, иллюстрирующих опорные моменты доклада, сменилось коротким и страшным документальным фильмом о невыносимых моральных страданиях ветеранов войны во Вьетнаме. Они не могли избавиться от воспоминаний, им каждую ночь снились кошмары, они больше не могли водить машину, переходить улицу, жили в постоянном страхе; казалось, их уже нельзя вновь адаптировать к нормальной социальной жизни. Затем в фильме подробно разбирался один случай – история согбенного, сморщенного человечка с жалким венчиком взъерошенных рыжих волос; с виду он был полное барахло, постоянно дрожал, не мог выходить из дому, нуждался в постоянной медицинской помощи – и страдал, беспрерывно страдал. В буфете, в столовой, у него хранилась баночка с вьетнамской землей; каждый раз, открыв шкаф и доставая баночку, он заливался слезами.