Возможность острова - стр. 14

Полную версию моей короткометражки крутили несколько месяцев спустя в программе «Странного фестиваля»[14], после чего на меня обрушился поток предложений от киношников. Любопытно, что со мной опять связался Жамель Деббуз: ему хотелось выйти из привычного амплуа комика и сыграть «плохого парня», настоящего злодея. Его агент быстро растолковал ему, что это будет ошибкой, и на том все и кончилось; но сама история, по-моему, показательна.

Чтобы стало понятнее, напомню, что в те годы – последние для экономически независимого французского кино – все до единой успешные картины французского производства, способные если не соперничать с американской продукцией, то хотя бы окупать расходы на свое производство, относились к жанру комедии – изящной или пошлой, не важно. С другой стороны, признанием профессионалов, открывающим доступ к государственному финансированию и обеспечивающим правильную раскрутку в ведущих массмедиа, пользовались прежде всего культурные продукты (не только фильмы, но и все остальное), где содержалась апология зла – или по крайней мере серьезная переоценка, так сказать, традиционных моральных ценностей, анархический подрыв устоев, который всегда выражался одним и тем же набором мини-пантомим, однако не терял привлекательности в глазах критиков, тем более что он позволял писать классические, шаблонные рецензии, выдавая их за новое слово. Короче, заклание морали превратилось в нечто вроде ритуальной жертвы: она приносилась лишь для того, чтобы лишний раз подтвердить господствующие ценности, которые в последние десятилетия были ориентированы не столько на верность, доброту или долг, сколько на соперничество, новизну, энергию. Размывание поведенческих правил, обусловленное развитой экономикой, оказалось несовместимым с жестким набором норм, зато великолепно сочеталось с перманентным восхвалением воли и эго. Любая форма жестокости, циничного эгоизма и насилия принималась на ура, а некоторые темы, вроде отцеубийства или каннибализма, получали еще и дополнительный бонус. Поэтому тот факт, что комический актер, причем признанный, способен, помимо прочего, легко и уверенно работать в области жестокости и зла, подействовал на киношников как электрошок. Мой агент воспринял обрушившуюся на него лавину – за неполных два месяца я получил сорок разных предложений написать сценарий – со сдержанным энтузиазмом. Он сказал, что я наверняка заработаю много денег (и он вместе со мной), но в известности потеряю. Не важно, что сценарист – главная фигура в фильме, широкая публика ничего о нём не знает; к тому же писать сценарии – нелегкий труд, который будет отвлекать меня от карьеры шоумена.

В первом пункте он был прав: упоминание моего имени в титрах трех десятков фильмов, где я участвовал в качестве сценариста, соавтора сценария или просто консультанта, ни на йоту не прибавило мне популярности; зато второе оказалось сильным преувеличением. Я очень скоро убедился, что кинорежиссеры – народ незатейливый: им достаточно подкинуть идею, ситуацию, фрагмент сюжета, что угодно, до чего они бы сами сроду не додумались; потом добавляешь несколько диалогов, три-четыре дурацких остроты – я мог выдавать примерно по сорок страниц сценария в день, – представляешь готовый продукт, и они в экстазе. Дальше они только и делают, что меняют свое мнение обо всем: о самих себе, о производстве, об актерах, о черте с дьяволом. Достаточно ходить на рабочие совещания, говорить им, что они совершенно правы, переписывать сценарий по их указаниям, и дело в шляпе. Никогда ещё я не зарабатывал деньги с такой лёгкостью.