Размер шрифта
-
+
Вот именно так и никак по другому - стр. 13
строка всегда – как помощь, как рука.
…Стихотворение – кончается как выпад
(не ты – его, оно – тебя – жуёт),
стихотворение кончается как выбор.
…как человек, как воздух, как живот…
Стихотворение кончается – как счастье
(…как убедительно меня устроил ты,
из мелких роз, из позвонков хрустящих,
из жирных хризантем, молочной кислоты.
Я – бело-красная поленница живая,
там, на морозе, ты сложил – меня,
а мне – без разницы, я пальцы – разжимаю:
хреновая – поленница Твоя).
…О, как же он летел,
как падал – постепенно,
как стукался о выступ, воздух, наст.
И это больше – всех стихотворений,
всех наших жалких – говорений, фраз.
Но я скажу. – Никто, никто не падал,
а просто – жизнь, цветная наша жизнь
качнулась на краю – а никому не надо,
в буквальном смысле: даже нам – не надо.
А ты – буквально – падай, – но держись!
Ну, что же ты, давай – иначе не исправишь:
вставай, иди, гляди, —
я говорю себе —
я говорю тебе (ведь я же твой товарищ!) —
да нет, не на меня! – на свет гляди, на свет.
Как и обещано – ни поздно и ни рано
(…во что – Ты превращаешь
жизнь мою!) —
стихотворение – кончается – как драма,
творожным облаком
качнувшись – на краю…
…Ещё успеем мы (и Ты ещё успеешь) —
свою цветущую поленницу свалить,
и я успею – эту жизнь и шею
как грубую одежду доносить.
Когда же нас – обыщут и разденут,
положат на носилки – понесут,
тогда – узнаем мы,
какие хризантемы —
какими шапками —
в твоём снегу – растут.
Жизнь – нам подсовывает смерть,
как быстрый выход,
смерть – нам подсовывает жизнь,
как свой итог:
стихотворенье – начинается как выдох,
стихотворение – кончается как вздох.
То как испарина, предсмертная ночная,
а то, как утренняя радость – в первый раз!
Я ничего про выходы – не знаю.
Я знаю, что всё – кончилось – сейчас.
…
А я ещё ловлю себя – как выкуп,
а я держу себя – за соловья в снегу.
…А Ты меня несёшь как долгий вдох и выдох, —
(и как не устаёшь – так долго – на весу).
А я он вот – твой кожаный подарок,
возьми меня – за горло, за крыло…
Стихотворение —
кончается ударом.
Нет, этой нежностью – кончается оно.
«Ну так здравствуй…»
Ну так здравствуй,моя дорогая тупая черешня!Я ведь раньше не думал,что мой возмутительный прах —это родины прах.(…этот яростный, сливочный, нежный…)Он, как ветер, весной —Застревает в цветных волосах.
Землёю пахла, воздухом пылила,
а выпила меня и отпустила
(ну вот и пусть сама в земле лежит).
У молодости безобразный вид,
когда она уже остыла.
Да и без нас уже напичкана по горло
земля, как курица, но вот приснилось мне,
что мой отец (точнее, папа) умер
и на прощанье – озверел во мне.
Как колобок, вертящийся, паскудный,
все прыг да скок по венам и рукам,
а мне вдруг кажется, что я его забуду,
а мне вдруг кажется, что я его отдам.
И как ни гадок мне его затылок,
но я хочу его схватить – и не могу,
и он летит, как розовый обмылок,
выскальзывая с криком в темноту.
Вот так и я уйду (и на здоровье),
и ты уйдёшь – провалишься к цветам,
но всё равно всей невозможной кожей
услышу я (и ты услышишь тоже):
Я тебя никогда не забуду, о боже, боже.
Я тебя всё равно никогда никому не отдам.
Я ведь знаю, что вроде любил, любил меня
кто-то из вас,
но вот что интересно – о, Боже мой, Боже, —
отвсюду:
из всех, из цветных, из цветочных,
распахнутых каш —
я-то тебя никогда-никогда не забуду,
ты же меня – никогда никому не отдашь.
Я говорю —
из такой очевидной пурги,
Страница 13