Вот и управились к празднику (сборник) - стр. 22
– Убрать-то убрали, – заметил Генка, – а вспахать сил не хватило.
– Может, времени, – возразил Алексей.
– Да почему времени? Сейчас что, пахать нельзя? Сколько угодно, земля не стылая. Горючки нет в колхозах. Ни солярки, ни бензина. Цены взвинтили такие, что колхозникам, чтобы рассчитаться за топливо, надо весь урожай отдать. Да о чем я говорю, и этого не хватит, в долги опять весной залезать придется. Я в институте когда учился, картошку каждую осень копали и на практике не раз бывал. Тяжело сейчас в деревне, очень тяжело. Если так будет продолжаться, то годика через два рухнут последние хозяйства.
– В частные руки перейдет колхозная собственность. По мелким подворьям. Частники будут страну кормить, – возразил Алексей.
– Да, да, – захохотал во весь рот Генка. – Фермеры уже накормили, теперь и частники накормят. У тетки, когда был, ну та, к которой идем, вернее, не к ней, а в ее деревню. Так что там делается! Пьют, сволочи. Убирать надо, уборка один месяц в году. Хоть бы потерпели, нет, пьют, комбайны стоят. Управляющий бегал, кричал, матерился. Не понимают. К вечеру, видимо, чтобы с ума не сойти, сам напился. Вот так и убирали, а ты хотел, чтобы еще вспахать успели.
– Да я не про то, – оправдывался Алексей, – Все равно нужно жить с надеждой. Россия жила и будет жить на вере и правде. На патриотизме, в конце концов.
– Тихо ты, не ори, – одернул его Генка, – Патриотизм для наших правителей, которых мы, к несчастью, сами и выбрали, это слово из числа матерных. А ты материшься на всю округу без стыда и совести. Я понимаю, что православие, самодержавие и, не помню, по-моему, народность – все стояло на вере, верой и держалось. От того, в каком состоянии пребывает сегодня наша вера, зависит и состояние, в котором пребывает наше дорогое отечество.
Уже зима наступает, а у наших селян, живущих вон в той, показавшейся вдали замечательной деревушки, в некоторых домах и полена дров не заготовлено. Чем прикажете топиться? Заборами, полами, у соседей дрова приватизировать? Вот уж действительно в лесу и без дров. Парадокс!
– На наше счастье история России сплошь состоит из парадоксов, – задумчиво сказал Алексей, – и даже в том, что мы, красиво рассуждая о любви к земле и людям, идем воровать лошадей, тем самым, внося маленькую долю в разорение хозяйства – есть самый настоящий парадокс.
Их беседа на этом прервалась, и дальше они шли молча, каждый со своими мыслями.
До темноты в неприятном ожидании отсидели в воловне за деревней. Пахучее свежее сено пьянило голову, хотелось есть, но курить еще больше.
Не торопясь, перекусили, но курить не отважились. Любая маленькая искорка могла наделать большую беду.
– Слышь, – толкнув приятеля в бок, прошептал Алексей, – быки пасутся, а коней не видно.
– Бык – это хорошо, но его далеко не угонишь, – отвечал Генка. – Лошадь – совсем другое дело. Нас еще увезет. Там они, за тем леском.
В сумерках подошли к лошадям, огляделись. Вокруг было тихо, только лошади хрупали пожухлую траву.
Подойдя к молодой кобыле, Генка быстро накинул узду и зашипел на рядом стоящего в нерешительности Алексея:
– Чего стоишь, хватай вон ту, она же на тебя сама смотрит.
Алексей вздрогнул и бросился к первому попавшемуся коню, не разбирая, кто это, жеребец или кобыла, да и не все ли равно ему.