Восвояси - стр. 7
Амалия чувствовала, как тоска и печаль пытаются овладеть ею. Но с годами выработанное понимание ответственности, постоянная необходимость заботиться о других и принимать решения, не позволили ей расслабиться. В эти минуты не мог ее и умиротворить ни потрясающе красивых красок приближающийся закат, ни по-летнему прогретый воздух, ни полный пряных ароматов растущий у входа в дом Хабхабыча куст переспелой смородины. У его основания, вытянув свою лапу на запад, туда, где алело опускающееся солнце, безмятежно умывалась кошка. Теплый свет вечерней зари розовыми струйками проникал между торчащей в стороны пушистой шерстью домашнего животного, а умеренно густой подшерсток в лучах заката казался увенчанным золотой короной. Кошка намывала в дом гостей.
В это время со стороны железнодорожного переезда приблизился небольшой гурт домашней скотины. Верхом на коне молодой пастух громко подгонял пару истощенных коров и десяток коз с баранами. Его крики были явно излишни. Обозримое количество, за день изнуренных в голодной степи, проголодавшихся и жаждущих животных само спешило в родные хлева. Скотина знала, что там их ожидает вода и подкормка.
Амалия помнила времена, когда возвращающееся с пастбища стадо домашних животных тогда еще многотысячного поселка, поднятой пылью затмевало закат солнца. Это было всего лишь год другой назад. Но развал страны Советов и бесчинство захвативших власть националистически настроенных молодчиков из трех казахских семей, народ дал им прозвище “ братья ИСИны”, в кратчайшее время свел на нет численность жителей села и поголовье содержащегося ими скота. Обезлюдевший Аккемер погрузился в угрюмую дремоту.
Амалия поспешила навстречу пастуху. Мальчик лет десяти, верхом на пегом мерине, еще издали приветствовал старушку:
– Здрасте, баб Маль.
– О Боже, Уральчик, это кто ж тебя в чабаны записал?
– Мой первый день, – гордо ответил худощавый ребенок, вытирая сопли грязным рукавом и по-взрослому добавил: – На жизнь зарабатываю.
Месяц назад, ночью, мотоцикл его родителей столкнулся на трассе с грузовиком. Оба транспортных средств двигались без света. Отец и мать Урала погибли на месте. Выжила только сестра, сидевшая в коляске. Бедолагу до сих пор пытаются поставить на ноги в областной больнице.
– Ты хоть ел сегодня?
– У меня сухари и курт[2] в рюкзаке.
– Зайдешь потом, я тебя жареной картошкой накормлю.
– Спасибо, баб Маль.
– Урал, а у нас ведь горе! – вдруг слезно запричитала Амалия, обеими руками ударяя в подол платья. – Алтын тәте қайтыс болды деп, ел-жұртқа хабарла[3].
Не переспрашивая, пастух пришпорил своего мерина, который с места галопом помчался по грунтовой улице поселка. Мальчик надрывно периодически громко выкрикивал:
– “Алтын қайтыс болды”.
Вырываясь из-под копыт животного, клубы пыли взвивались над крышами низких саманок.
Амалия взглянула на свою мазанку. В ее окнах сейчас отражались розовые и лиловые отблески угасающей вечерней зари.
– Красивый закат, – подумала старушка. – Умерший в этот день человек должно быть имел такую же жизнь.
В темно-синем небе начали вспыхивать звезды…
– О великий Аллах, будь свидетелем! – понизив голос медитативно произнесла Амалия, стоя с раскинутыми в обе стороны руками над телом умершей Алтын. В одной старушка держала кувшин, в другой – белое вафельное полотенце. – Позволь мне совершить омовение усопшей.