Восставшее поколение - стр. 17

– Коля, Коля, я здесь. Где болит?

Он схватился за меня:

– Папа, папа!

Сын только всхлипывал, крепко держась за мое туловище. Я гладил его по голове и осматривал.

– Где болит?

Он продолжает повторять:

– Папа, папа.

Никаких видимых повреждений заметно не было, только в некоторых местах покрасневшая как от ожога кожа. Я аккуратно отстранил его от себя, взял за руку, огляделся по сторонам. Вокруг трава. Дорога куда-то пропала. Бред какой-то. Кричу:

– Жорик! Жорик!

Справа, за стеной все той же травы тихий плач. Бросаюсь туда. Коля висит на правой руке как привязанный. Жорик сидел на коленках и тихо плакал. Тоже голый. Что за дьявольщина?! И тут я заметил, что на и мне нет одежды.

Присел и обнял его:

– Все хорошо, все хорошо.

Оба ребенка уцепились за меня, дрожали и всхлипывали.

– Пойдемте поищем маму.

Волшебное слово «мама» немного привело их в чувство. Держась за руки, мы медленно пошли туда, откуда минуту назад примчался я.

Лиза лежала прямо у нас на пути. Одежды нет. Никакой. Дотронулся до нее. Тело горячее. Пульс? Есть. Слава Богу! Бедра обожжены. Сильный ожег чуть ниже пупка. Вид лежащей без сознания матери ошеломил детей. Я сел на землю и положил ее голову к себе на колени. Дети прижались ко мне, и я начал им что-то спокойным тоном рассказывать: про тепловой удар, про потерю сознания, про болевой шок, про то, что это быстро проходит. Через пару минут моего успокаивающего монолога, звука насекомых и чириканья степных пичуг дети почти успокоились, а Лиза пришла в себя.

– Что это было?

– Не знаю. Похоже на тепловой удар.

– Что с детьми?

– Все хорошо. Немножко испугались. Уже почти пришли в себя. Как ты себя чувствуешь?

– Как кипятком ошпарили. У меня все жжет.

– Полежи немного и потихоньку пойдем домой.

Я встал и уже более осознанно огляделся по сторонам. Высокая трава, кусты терновника, заросли камыша, отдельные невысокие деревья. Грунтовой дороги не видно.

«Так, что это было? Где наша одежда? Где дорога? Что вообще происходит? Глюки от остатков антималярийной химии? Ну, а что еще? Чертовщина какая-то».

Я забрался на прибрежный бугор и осмотрелся. Речка на месте, но нет поля с подсолнухами. Ничего похожего на дорогу или какую-нибудь тропку не видно. И вообще все вокруг выглядит как-то совсем не так, как должно. Такой травы я поблизости не припомню. Так, ладно, можно пойти вдоль речки назад, в сторону хутора. Авось выберемся.

Когда я подошел к жене, она уже сидела и прищурившись осматривала детей:

– А где вся наша одежда?

– Понятия не имею. Я пришел в себя голый. Когда нашел детей, они тоже были без одежды и без обуви. Мой рюкзак тоже исчез.

– Там же твой смартфон!

– Похоже, исчез вместе с рюкзаком.

– Что за дурдом?!

– И я о том же. Ладно, давайте соорудим из травы какие-нибудь юбки и пойдем потихоньку.

– Куда?

– Вдоль берега, в ту сторону, откуда пришли.

Мы сплели и напялили на себя какие-то папуасские одеяния, скорее, чтобы защитить от солнца обожженные участки тела, и двинулись. Прошли метров сто, не спеша, раздвигая высокую траву, выбирая, куда ступать босыми ногами. Дети часто вскрикивали, наступая на колючки.

Вдруг Коля схватил меня за руку:

– Папа, там что-то шевелится! – И указал вправо. Присмотревшись своими близорукими глазами, я увидел, что в траве действительно кто-то или что-то лежит и пытается двигаться, от чего трава дрожит. Мы потихоньку стали приближаться. Это был человек, тот старший сержант.