Восьмирье. Книга 8. Живое сердце - стр. 5
– В Ово. Точнее, не в Ово, а в лес около города. Я шла домой среди заброшенных садов, шла, шла – а они всё не кончались. А потом сады превратились в лес, и я оказалась на окраине города.
– А у меня получилось немного иначе: я спустился в пешеходный переход и тоже шёл по нему, шёл – а он всё не кончался. Потом незаметно превратился в какие-то то ли подземелья, то ли коридоры – и они привели меня в странную комнату. Восьмиугольную, с высоченным сводом и куполом из разноцветных стёкол. Каменные стены украшены гобеленами, будто в старинных замках или дворцах, а в центре помещения – постамент.
Вика невольно затаила дыхание. Куда же попал папа?
– А на постаменте, на чёрной бархатной подушке, под стеклянным колпаком, лежал огромный драгоценный камень голубого цвета в форме сердца.
– Сердце Восьмирья! – ахнула Вика.
– Да, – кивнул папа. – Но тогда я этого не знал и сначала подумал, что попал в какой-то музей. А потом и глазом моргнуть не успел, как меня уже скрутили стражники. «Кто такой? Как ты тут оказался? Откуда узнал про это место?» – спрашивали они. А я был бы и рад ответить, да только сам ничего не понимал. Наверное, меня бы бросили за решётку, но тут вмешалась твоя мама. Она была начальницей стражи. И почему-то сразу мне поверила, когда я сказал, что понятия не имею, как здесь очутился.
– А потом? – спросила Вика, когда папа, глубоко погрузившись в воспоминания, замолчал.
– Она оставила меня дожидаться окончания её смены, а потом привела к себе домой. Выслушала мою историю и очень удивилась. Затем рассказала немного о мире, в который попал я, – и настала уже моя очередь удивляться. И тогда мы стали думать, как же мне вернуться домой, и гадать, есть ли в Восьмирье люди – или существа, – которые могут что-то об этом знать… И раз ты сама всё ещё здесь, значит, прекрасно знаешь, что найти ответы не так-то просто и вернуться домой по-быстрому не получится.
– Да уж, – усмехнулась Вика.
– Пока мы искали информацию, незаметно проходили дни и недели, складывались в месяцы, – продолжил папа. – Я полюбил твою маму и, честно сказать, уже больше не хотел возвращаться, потому что чувствовал себя таким счастливым, как никогда прежде. Дома я жил как все, но мне всегда казалось, что у картинки мира вокруг как будто бы приглушена яркость, словно смотришь на всё сквозь тусклый фильтр. Я даже радоваться не мог в полную силу, у меня всегда было ощущение, будто мне не хватает самой малости, чтобы наконец зажить по-настоящему, на все сто процентов. Но в Восьмирье, рядом с твоей мамой…
Папа немного помолчал, словно для того, чтобы разобраться в собственных мыслях и немного привести их в порядок.
– Знаешь, на что это похоже? – наконец продолжил он. – У меня словно не хватало кусочка души, он будто откололся и потерялся. И всю жизнь я жил, не подозревая об этом, а на глухую тоску по чему-то непонятному и недостижимому старался не обращать внимания. Но потом я оказался здесь, в Восьмирье, и этот недостающий кусочек души нашёлся. И, когда это произошло, всё встало на свои места, всё сразу стало ярким и чётким, полным и настоящим.
– И где же ты его нашёл? – с любопытством спросила Вика, гадая, как выглядят в Восьмирье осколки душ. Она их тут, кажется, ещё ни разу не встречала!
– Вернее спросить не «где», а «когда», – улыбнулся папа. – Я его нашёл, когда встретил твою маму.