Волчья дорога. История времен тридцатилетней войны - стр. 22

– Ну я ему… – подумал было капитан, готовя в голове слова для очередного разноса.

– Бесполезно капитан, – вдруг сказал ему горбоносый стрелок Ганс, шагавший в колонне замыкающим – если будет позволено обратиться…

– Да.

– Но если сейчас, к примеру, сюда явится их величество император и прикажет парню идти налево. А королева Швеции, к примеру, прикажет направо…

Яков попытался представить такую кучу королей с придворными в глуши, на запорошённом снегом поле. Картинка в голове нарисовалась совсем забавная – Яков даже улыбнулся. Ганс продолжил:

…то парень пойдёт, куда Анна скажет.

– Личный опыт, солдат?

– Вроде того, – улыбнулся стрелок и вдруг, с места вскинул к плечу тяжёлый мушкет.

– В лесу за нами, – бросил он коротко, – Движение.

Капитан пригляделся. Да, что-то шевелилось вдали, под чёрными еловыми ветками. Серые тени на тёмном.

– Волки, что ли?

– Крестьяне. Поджидают отставших.

Все, как всегда. Деревенские прячутся при виде солдат в строю, и перекрывают дороги сразу за ними – ловят отставших и заблудившихся. Ой, и плохо же бывает попавшим в их руки.

– Совсем обнаглели. Разрешите подстрелить парочку?

– У нас отставшие есть? – спросил капитан.

– Нет. Точно нет, – тут Гансу можно было верить.

– Тогда бог с ними. Мы в эти края ещё не скоро вернёмся.

Ганс опустил ствол. Звякнула сталь – как капитану показалось, обиженно. Яков развернулся и послал коня назад, в голову колонны. Из-под частокола пик ветер донёс обрывки солдатского разговора «Веселей шагай, ребята, в Мюльберг идём», весёлый смех и поток похабных шуток. «Тьфу, богомерзость» – сплюнул капитан и поспешил проехать дальше вперёд, поближе к знамени.

«А ведь сержант кругом прав, насчёт Мюльберга. – подумал он было. – Ладно, завтрашний день сам о себе позаботится». Ничего путного в голову всё равно не приходило.

Болела Анна недолго. Помогли Магдины травки или молодость – неизвестно, но уже через пару дней девушка встала на ноги. Точнее попыталась встать – повозку, в которой она ехала, изрядно трясло и встать в ней на ноги сразу не получилось. Упав пару раз, она присела, ухватилась руками за борт повозки и огляделась вокруг. И с трудом сдержала рванувшийся из груди крик ужаса. Было от чего.

В её деревне непослушных малышей не пугали бабайкой, а непутёвых отпрысков – Высокой женщиной или Ладиславом-королем. Вместо этого говорили – страшным, пробирающим до костей шёпотом – солдаты заберут. И все боялись. Знали – есть чего. Однажды в деревне пропал мальчишка-пастушок. Вместе с коровами. Староста оглядел поле тогда, посмотрел на землю, изрытую следами копыт – коровьих и лошадиных, плюнул и сказал одно слово – солдаты. Это слово, звучащее как ругательство, говорили в деревне ещё не раз и всякий раз – к беде и горю. Ещё была дочка священника – её потом нашли в лесу, истерзанную до неузнаваемости. «Солдаты. Просто шли мимо», – шептались соседи и Анна не знала, чего в этом шёпоте было больше – горя от того, что солдаты прошли или трусливой радости – что мимо.

Потом они пришли и в саму деревню. Летом, когда поля вокруг плавились от жары. Мать спрятала Анну в подвал тогда. Просто схватила за воротник, и толкнула вниз, в тёмный лаз, велев напоследок сидеть тихо. Она и сидела, дорожа и вжавшись в стену и, с замиранием сердца, вслушивалась в каждый доносящийся сверху звук. Когда наверху загремела дверь, и мать сказала выходить – оказалось, прошёл целый день. Солдаты ушли. Их дом почти не тронули – почти, но вид у матери был от этого совсем нерадостный.