Вокруг державного престола. Батюшка царь - стр. 39
Для него столь стремительное восхождение на царский престол и осознание ответственности за все происходящее, было подобно вхождению в незнакомую бурную, но явно глубокую реку. Когда под ногами бурлит и несется стремнина, а ты не знаешь, куда встанет нога, и когда ты вот-вот нырнешь с головой под темную воду, так и не научившись плавать.
Ему пришлось привыкнуть внимательно слушать своих бояр на заседании и запоминать каждое слово, выработать командные интонации голоса, говорить жестко и четко, часто высокомерно. Ему это было противно: его мягкая, податливая, эмоциональная натура давала о себе знать. К тому же он был совершенно чужд тщеславию и упоению высшей государственной властью, лукавству и интригам, желая жить просто и скромно. И чтобы очистить душу от свалившегося наносного, свободные часы проводил в молитвенных тихих стояниях, соблюдал посты и старался питаться, как обычный крестьянин, не допуская излишеств в пище, чем вызывал порой изумление у иностранных послов, бывавших на его царских приемах. Впоследствии всю свою жизнь он старался найти разумный баланс между исполнением государственного долга, принятием во имя его суровых и жестоких решений и искренним человеческим стремлением вершить царское правосудие по справедливости, во имя служения Богу и своему народу, как желали того его сердце и душа. И как часто потом метался он между выбором строгого наказания и собственными понятиями о справедливости и делании людям добра. Никогда, никогда не желал бы он противопоставлять эти драгоценные его сердцу понятия, но это не удавалось. И это было то, с чем ему придется мириться, и к чему требовалось прилагать много душевных усилий, терзаясь угрызениями совести и страдая за совершенный грех.
Царь Алексей Михайлович был умен и начитан.
Он был физически развитый и высокий юноша. Лицо его, пышущее здоровым румянцем – про такие обычно говорят «кровь с молоком» – имело благодушное и умиротворенное выражение, кроме тех редких вспышек вспыльчивости и почти необузданного гнева, которые возникали чаще спонтанно, когда кто-то из приближенных осмеливался слишком упрямо перечить. Однако же, обладая мягким и часто нерешительным характером, он быстро успокаивался и старался загладить свою вину, посылая «обиженному» подарки и ласковые письма.
Иногда можно было заметить на его лице во время серьезного разговора с каким-нибудь сановником некоторую задумчивость, отвлеченность и даже скуку, которая овладевала им, когда нужно было сосредоточить внимание на каком-нибудь важном государственном вопросе. Тогда он обычно пресекал разговор, мол, приму окончательное решение позже, которое и принималось после совета со старшим и близким наставником боярином Борисом Ивановичем Морозовым. Ему он доверял и на плечи его затем и перекладывал всю ответственность. В душе оправдывал себя тем, что не обладает достаточным опытом в государственном управлении или же внешней дипломатии.
Подъехав, сани по очереди останавливались, едва не наезжая друг на друга перед широко распахнутыми настежь массивными железными воротами. Верховые спешивались и заводили внутрь лошадей, стараясь освободить проход для следом прибывающих лошадей и саней.
Вооруженные бердышами караульные по приказу стольника-воеводы расположились у входа в ворота и по периметру частокола боярского подворья. В поле за оградой подворья разбивали шатры для объездного стрелецкого караула. Разжигали на расчищенных от снега площадках костры из заранее сложенных дров, чтобы согреть людей и животных и приготовить пищу. Между солдатами шли оживленные разговоры о предстоящей охоте и несении службы, шла перекличка, и отдавались команды. Закурился дымок, и в котлах закипела вода. Кашевары высыпали крупу, варили супы. В общем гуле голосов и лошадиного ржанья то там, то здесь раздавался то звонкий, то хриплый остервенелый лай дворовых собак, беснующихся возле будок.