Визит к архивариусу. Исторический роман в двух книгах (IV) - стр. 35
Что, правда, то, правда: он у всех свой. Но бакинский разговорный мотивчик особенный. Восток во славянстве. В нем резкость, вышедшая из нобелевских бараков Черного города, приблатненный жаргон Чемберекенда, Баиловская ершистость портовых грузчиков и моряков, крикливость аробщиков и темперамент забытой ныне Кубинки – знаменитой Бакинской толкучки… А над всем этим – рафинированная интеллигентность незабвенной Торговой, где можно было встретить тех, кого не видел лет сто… Затем часть Торговой горожане прозвали улицей «Миллион за улыбку». Это потому, что за несколько дней до приезда в Баку Первого секретаря ЦК КПСС Никиты Хрущева этот отрезок улицы, ведущий к бульвару, выложили плитами. Для тех времен удовольствие редкое и дорогое…
Паренек, что стоял в дверях лаборатории Мишиева, всего этого мог не знать. Он был слишком молод. И та ностальгия, какую испытывал Семен, ему была неведома.
По первой же фразе, вылетевшей с его губ, Мишиев, не оборачиваясь, безошибочно определил: бакинец.
– Лаборатория Семена Давудовича Мишиева, да?
Это вопросительное «да» и правильно выговоренное его отчество не оставляли никаких сомнений – земляк. Наверное, единственный на весь Гарвард. Только земляк мог назвать его Давудовичем, а не Давидовичем. Только он мог знать, что у «горцаков», как называли в Баку горских евреев, есть имя Давуд. Семен улыбнулся про себя, вспомнив совсем забытое слово «горцак». Ничего обидного и оскорбительного в нем не было. Просто разговорное и изобретенное, скорее всего, самими евреями. Для краткости. Так, русских называли «хохлами», а азербайджанцев – «амшари». Но лишь за глаза, потому что оно для них звучало оскорбительно. Точно так же, как и для армян, которых из-за неумолкающей трескотни и трепа называли «скворцами» или «скворами».
– В Гарварде вы один?
– Да.
– Какие-нибудь проблемы? – чисто по-американски, но доброжелательно поинтересовался Семен, полагая, что других причин выходить на него у парня быть не могло.
– Зачем? – насупился студент.
И Мишиев едва не рассмеялся. «Зачем?» вместо «Почему?» скажет только бакинец.
– Не обижайся, мало ли зачем? Земляк на чужбине – это родственник, – сказал Семен и добавил:
– Я всегда готов помочь, если это в моих силах.
– Я вчера вернулся из Баку. Привез вам приветы.
– Мне?! Кто меня там теперь знает? – вскинулся Мишиев.
– Моя тетка и ее муж знают, – улыбнулся парень.
– Как зовут тебя?
– Аяз… Панахов…
Перебрав в памяти всех близких и далеких знакомых, Семен, выпятив губы, произнес:
– К сожалению, Панаховых не помню.
– А моего амишку8 Кулиева Пярвиза и Елену Марковну точно знаете.
И сердце, невольно исторгнув стон, с щемящей болью обрушилось в бездну. Он о них ничего не знал – ни где они, ни что с ними?.. И вот!.. Пусть кто попробует ему сказать теперь, что нет беспроводной связи между близкими людьми! Они с Ивушкой как раз в эти дни вспоминали о них. Наверное, в тот момент, когда они там говорили о них с этим мальчиком…
– Так ты племянник Пярвиза?.. Как они там? Расскажи! – схватив парня за плечи, трясёт он его.
– Все хорошо. Дядя Пярвиз в медицинском институте заведует кафедрой фармакологии, а тетя Лена ректор частного медицинского колледжа. Живы-здоровы…
– А Марик?.. Их сын.
– Он живет в Москве. Чуть ли не президент какого-то банка.