Визит к архивариусу. Исторический роман в двух книгах (III) - стр. 39
Несмотря на разницу в возрасте, они симпатизировали друг другу. В конце концов, мать Ильяса была еврейкой, да вдобавок он ещё женился на племяннице Бахаза. Илюшка тогда страшно удивился, услышав от раввина, что в КГБ у него работает друг детства – Семён Мишиев…
Вспомнив тот учинённый ими «междусобойчик», Мишиев громко хохотнул и подумал, что в одиночестве есть свои плюсы. Никто не покрутит пальцем у виска и ядовито не заметит: «дятел спятил». А спятить здесь, в бахазовской квартирке на улице Щорса, не мудрено. Ни радио, ни телевизора. Вместо них зарешечённое окно, исправно транслирующее улицу – невнятные переговоры прохожих, крики детишек и шум проезжающих машин. При дефиците общения и это – какое-никакое, разнообразие.
За всё то время, что он находился здесь, Бахаз приходил к нему раза три. На часок, не больше. Потом убегал. Ещё каждые три дня заходила постоянная служка синагоги, глухая, как пень, горбунья тётя Сима. Она приносила продукты.
Единственное, что скрашивало вынужденное заключение Мишиева – его воспоминания. Он пытался припомнить каждую мелочь, приятную и неприятную, лишь бы заглушить изводившее его беспокойство о жене. Ей сейчас хуже, чем ему. И это передаётся. Немыслимым образом, но передаётся.
«Всё-таки надо позвонить ей», – твёрдо решил он.
Семён вышел на улицу. Время клонилось к полуночи. Город затихал. А на Щорса вообще стоял мрак. Ни одного фонаря. «Центр города называется», – неторопливо зашагав в сторону кинотеатра Низами, фыркнул Семён.
У будок телефонов-автоматов никого не было. В чайной, расположенной прямо под открытым небом, у колонн кинотеатра сидела шумная компания ребят, изрядно охмелевших от своего «чая». До конца последнего сеанса оставалась четверть часа. Надо было спешить.
Телефон работал. Рива ответила тотчас же.
– Бог ты мой, Сёма!.. Миленький, родненький… – обморочным голосом выстонала она.
– Родная, у меня всё в порядке.
– А я уж думала…
– Всё плохое выбрось из головы.
– Как же! Тебя нет и нет, – пожаловалась жена.
– Я ничего не крал и никого не убивал. Настоящего вора и убийцу я знаю. Как только выведу его на чистую воду, вернусь… Мало осталось, – говорил он, со злорадством думая, как от услышанного заёрзает Мокрица.
– Сёмочка, миленький, сколько всего я хотела тебе сказать, а ты позвонил, и всё вылетело из головы.
– Я всё знаю. У меня всё под контролем. Главное, не беспокойся.
Сказав это, Мишиев невольно улыбнулся. От этих слов Юнусзаде полезет на стену.
– Ты здоров? Не голодаешь?
– Всё на высшем уровне.
– Ведь врешь. По голосу чувствую, что-то не так.
– Просто страшно соскучился по тебе.
– Я тоже, – всхлипывает она. – Теперь хоть усну.
– Ну вот, задождило, – добродушно пеняет он ей.
– А как же? Мне бог знает, что лезло в голову. Ты у меня парень рисковый. Подставляешь голову под всякие беды.
– Разумно подставляю, – вставляет он. – А чтобы со мной всё было в порядке, сходи в синагогу, поставь во здравие свечку. Ты же у меня набожная.
Набожностью Рива не отличалась. От синагоги отвадил её он. Как коммунист Мишиев мог поплатиться за то, что жена посещает синагогу. Он ей намекал, чтобы она пришла к Бахазу. Тот ей поможет и деньгами и продуктами.
На слова мужа Рива отреагировала мгновенно:
– Обязательно. И, будь уверен, зажгу не одну свечку.