Визит к архивариусу. Исторический роман в двух книгах (III) - стр. 38

Они говорили ещё долго. Говорили о самом разном. Семёну Кузьмичу, очевидно, хотелось знать побольше о своём личном оперативнике. Ведь на ближайшие годы он должен был стать самым доверенным ему человеком. Той скованности, какую Мишиев испытывал перед своим всесильным шефом, он уже не чувствовал. Цвигун беседовал с ним, как, наверное, беседовал бы со своим младшим братом или закадычным другом за бокалом пива. Они даже обменялись анекдотами. Но при всём при том, капитан ни на минуту не забывался, перед ним не душка-приятель, а сам председатель КГБ, который играет роль рубахи-парня. Он независимо от себя был сдержан. Тем более что из головы никак не выходило, будто ненароком оброненное шефом замечание по поводу Каричадзе, дескать, сам «накузнечил» свою участь.

А ненароком ли? Может, и ему надо напрямую сказать, что он, Мишиев, понял его.

Чтобы генерал убедился: он не дурак, и выбор его правилен. Немного поразмыслив, капитан отказался от этого своего намерения. Снова и очень вовремя на память ему пришла одна из заповедей того матёрого зубра, читавшего им, слушателям Высшей школы КГБ, самый нужный спецкурс. «У своего собеседника, – учил он, – старайтесь оставить впечатление, будто он умнее вас. Внушите ему его превосходство. Это будет тактически грамотным, умным и дальновидным вашим ходом. Запомните. Это стратегическая хитрость. Она потом, как-нибудь, и всенепременно сослужит вам хорошую службу».

Под конец явно затянувшейся беседы затрезвонил ВЧ.

– Что ж, тёзка, – поднимаясь с места, сказал Цвигун, – поздравляю нас обоих с твоим назначением. Когда обустроишься, доложи. Ступай.

Проходя мимо кабинета Алиева, капитан остановился и, постучав, приоткрыл дверь.

– Разрешите, товарищ полковник?

– Заходи, заходи, Семён, – дружелюбно пригласил он. – Долго же вы говорили… Ну и как, поздравить можно?

Мишиев кивнул.

– Слушаю тебя.

– Товарищ полковник, я пришёл сказать вам спасибо.

– За что? – с нарочитым удивлением спросил Алиев.

– Ну как за что? Без вашей рекомендации мне этого продвижения не видать было, как своих ушей.

– Не преувеличивай, – явно польщённый, сказал Ага.

– Я всегда ваш, – сердечно пожимая его руку, заверил Семён.

Вот это-то Ага ценил больше всего. Поэтому, когда его утвердили в должности председателя, он не стал менять Мишиева. Более того, Ага привлекал его к выполнению своих особых поручений, будучи хозяином республики, а затем, став одним из небожителей державы – членом Политбюро ЦК КПСС…

3.

На следующий день на доске объявлений кадровик вывесил выписку из приказа о назначении капитана Мишиева Семёна Агароновича оперативным работником особых поручений при председателе КГБ. И тогда, с лёгкой руки какого-то конторского остряка, его, по первым буквам должности, стали называть «арап», хотя правильнее было бы «ороп».

Сначала его величали «арапом великого Кузьмича», а потом, когда шефом стал Ага, окрестили «арапом двух господ». Арапом же Юнус-заде он никогда не был, хотя де-юре, согласно штатному расписанию, таковым числился. Числился, но продолжал служить Аге. Даже после того, как он ушёл в Москву и на должность особого порученца Мокрица назначил Ильяса Таирова, Семён продолжал быть под рукой Аги. Если по правде, это его тяготило. Никакого роста. Никаких перспектив. Как получил подполковника в 75 году, так им и остался. Полковником он значился лишь по оперативной кличке. Его же товарищи, с кем он начинал службу, уже не один год ходили в настоящих полковниках. Правда, таким влиянием и авторитетом, каким обладал он, никто из них похвастать не мог. За ним стоял Ага. Это Мокрице решительно не нравилось. Застав как-то своего «арапа» дружески разговаривающим с Мишиевым, он устроил тому выволочку. А немного погодя Семён с Ильёй, как заправские артисты, разыграли между собой сцену скандала, после которой они уже не общались. Во всяком случае, в конторе и при коллегах. Откуда было знать Мокрице, что их отношения, тем не менее, остались прежними…