Визит к архивариусу. Исторический роман в двух книгах (II) - стр. 25

– Ростом она…– Коган посмотрел на полицейского,– точь-в-точь, как господин городовой. Только не такая тучная. Половина Мартына Азарыча… Так ведь вас величают? – держа фасон, спросил он полицейского, опрометчиво назвавшего жену уважаемого Одесского фабриканта сучонкой.

– Так точно, ваше благородие! – шаркнул палашом по голенищу городовой.

«Что значит, внешний вид! Ай, да, Леонид Петрович! Ай, да Щеголь!» – восхищенно подумал Коган об учителе и уже уверенней, с барской требовательностью, зыркнул на приказчика.

– Понял! – поймав резкий взгляд Ефима, засуетился Паша.– Сию секунду. Останетесь довольными.

– Хотелось бы! – буркнул он.

Приказчик крутился юлой. Выкладывал лучшее, что было у него. Выбирая из пестрого вороха, что могло понравиться матери, Коган краем глаза держал пыхтевшего городового.

– Каково вам, Мартын Азарыч? – советовался он, показывая на ту или иную вещь.

Делал он это не без умысла. Возникла одна шальная мыслишка. Куражиться, так куражиться. Нужен удобный момент.

Велев лавочнику завернуть выбранное, он, наконец, поинтересовался ценой.

– Пять рубликов с полтиной,– исподлобья, глядя на Ефима, объявил он.

– Вот как?! Не много ли набрасываешь?

Приказчик замер. Глаза его посуровели. Бывало к нему заходили и не такие хлюсты – бары барами, а как доходило до расплаты денег у них не оказывалось.

– Товар-с дорогой. Добротный-с… Стоит того-с…

– Накидываешь, накидываешь,– настаивал Ефим, а потом, великодушно хлопнув приказчика по плечу, добавил:

– Старательность тоже стоит денег.

И картинно вытащив из внутреннего кармана ассигнации, вынул червонец и небрежно бросил на прилавок.

– Мелочь возьми за труды,– забирая четыре рубля, разрешил он.

– Премного благодарен-с. Заходите еще-с,– сучил ножонками приказчик.

– С покупкой,– одышливо, тоже собираясь уходить, проговорил городовой.

– Спасибо, Мартын Азарыч, – надменно бросил он и тут поймал тот самый нужный момент для его шаловливой мыслишки.

Приобняв тяжело дышащее тело городового, он, по-свойски, с заговорщицкой благожелательностью, произнес:

– А знаешь, Мартын Азарыч, ты чертовски прав. Унизительно и позорно из-за одной богатой сучонки гонять полицейских, как шавок по Привозу.

– Ваша правда, ваше благородие,– засветился городовой.

И в этот самый миг Ефим ловко подвесил на эфес палаша полицейского пустой радикюльчик той самой богатой сучонки. Толстяк и не рюхнул.

«Куражиться, так куражиться»,– сказал про себя Коган и, взяв у радостно подпрыгивающего возле них приказчика сверток с подарками для мамы, чинно зашагал к воротам, рядом с которыми сорвал фарт. Приказчик юркнул в лавку к доставшемуся ему полтиннику, а Мартын Азарыч, позой сыскного песика рысцой припустился в противоположную сторону.

На каждом шагу Ефим замечал пробегающие по нему глаза озадаченных поиском легавых. Они задевали его, но тут же отскакивали. Его импозантная наружность снимала с него всякие подозрения.

От них он ушел. А вот от пацанов хозяина Привоза – не удалось. Оказывается удачный щипок Ефима рикошетом коснулся и дяди Шуры Козыря. Полицейские заявились к нему с претензиями. Мол, твои обштопали жену фабриканта Альбанова, друга самого Плевако.

– Если не залетный – вернем,– пообещал Козырь и распорядился призвать двух смотрящих, под которыми ходили, промышлявшие под крышей Привоза, щипачи.