Вирус - стр. 8
– Я вам помогу, – раздалось сзади.
Мы снова погрузились в работу. Но что-то изменилось в атмосфере. Воздух стал плотнее, электризованным. Я ловила его взгляд на себе, когда он думал, что я не вижу. И сама украдкой наблюдала за ним. За движением мышц на его предплечьях, когда он наклонялся над оборудованием. За тем, как он проводит рукой по лицу, сгоняя усталость.
Наступила ночь. Искусственное освещение стало казаться еще более ярким и неестественным. Времена года, время суток – все это утратило смысл. Здесь был вечный день. Я не выдержала первая. Глаза слипались, пальцы начинали дрожать, делая неточные движения.
– Я больше не могу, – призналась я, отходя от микроскопа. – Нужно хотя бы пару часов поспать.
Лео кивнул, не отрываясь от спектрометра.
– Ложитесь на койку. Я закончу с калибровкой.
Я не стала спорить. Дойти до того угла, где стояла его походная кровать, казалось подвигом. Я рухнула на жесткий матрас, не снимая халата, и накрылась тонким одеялом. Оно пахло им. Чистотой, холодком и чем-то еще… металлическим, неуловимым. Как он сам.
Я ждала, что усну мгновенно, но нет. Сознание отказывалось отключаться. Я лежала на спине и смотрела в ослепительно белый потолок, слушая мерные, уверенные звуки его работы. Щелчки клавиатуры, гул центрифуги, его шаги. Это было странно успокаивающе. В этом безумном мире он был константой. Предсказуемой, надежной, как закон всемирного тяготения.
Я не знала, сколько прошло времени, когда звуки прекратились. Я притворилась спящей, прикрыв глаза. Я слышала, как он подошел. Его шаги замерли рядом с койкой. Я чувствовала его взгляд на себе. Долгий, тяжелый. Затем он вздохнул. Погасил основное освещение, оставив только тусклую дежурную лампу над одним из мониторов. В полумраке я услышала, как он снимает халат, как садится на стул неподалеку, как заводит будильник на своем телефоне. Потом наступила тишина. Глубокая, оглушительная тишина, нарушаемая только ровным гудением техники и нашим дыханием. Его – медленным и ровным. Моего – я старалась дышать так же глубоко и спокойно, как он, но сердце бешено колотилось в груди. Мы были одни в этом стальном коконе. Двое самых разумных людей, призванных спасти мир. И двое самых одиноких. И пока я лежала с закрытыми глазами, слушая его дыхание, я ловила себя на мысли, что эта мысль – о нашем одиночестве вдвоем – пугала меня гораздо меньше, чем должна была.
Глава 4
Лео
Она уснула. Наконец-то. Ее дыхание, сначала неровное и поверхностное, выровнялось, стало глубоким и тихим. На фоне монотонного гула оборудования оно казалось самым громким звуком в лаборатории. И самым мешающим. Я откинулся на спинку стула, пытаясь сбросить напряжение с затекших плеч. Процедура калибровки была завершена, данные – сохранены и проанализированы. Все, что можно было сделать на этой стадии, было сделано. Оставалось ждать. А ожидание – самый неэффективный процесс из всех возможных.
Я позволил себе посмотреть на нее. Маргарита Захарова. Лежала на моей кровати, свернувшись калачиком, как ребенок. Ее обычно собранные в тугой узел волосы растрепались и рассыпались по подушке темными шелковистыми волнами. Лицо, лишенное привычной собранности и легкой насмешливости, казалось удивительно молодым и беззащитным. В уголках губ залегли следы усталости. До сегодняшнего дня я рассматривал ее как переменную в рабочем уравнении. Очень способную, временами даже гениальную, но чрезмерно эмоциональную. Ее способность видеть закономерности там, где я видел лишь хаос, раздражала и восхищала одновременно. Это было ненаучно. Нелогично. Но это работало.