Весна воды - стр. 9
Тая лениво думала, что полотенце придется выбросить – зеленые пятна не отстирать с белой махровой ткани. А может, Лева предложит его сжечь. По заветам папы он придерживался мнения, что только шредер и огонь могут считаться безопасным способом сокрытия лишних подробностей. Для этого в гараже были заведены специальная бочка, розжиг и огнетушитель. И камеры наблюдения там развернули так, чтобы не фиксировать происходящее в огненном углу.
Тая представила, как они с Левой надевают все черное и двумя тенями скользят по пожарной лестнице вниз к гаражу. Лева открывает его двойным кликом электронного ключа, они просачиваются внутрь, не зажигают свет, только фонарики телефонов. Бросают в дымное нутро бочки полотенце и все ватные диски, что Тая сегодня успела использовать. Лева заливает их розжигом и щелкает горелкой. Огонь вспыхивает и жадно горит, а Тая наблюдает, как его всполохи делают лицо Левы демоническим.
– Тая, – позвал он из гостиной.
И она подалась на голос, чуть не расплескав водку по ковру. Пока поднималась с кресла, путаясь в обмякших конечностях, Лева уже сам подошел. Тая подняла на него глаза. И суставы стали еще мягче. Зрачки у Левы расширились, а нос заострился, как у покойника. Таким он выглядел все дни перед похоронами папы. Тая потянулась к Леве, грязное полотенце упало, бутылка осталась в другой руке и шлепнула Таю по бедру. Лева оказался совсем близко, на мгновение Тае показалось, что он сейчас поцелует ее. Или упадет ничком. Она втянула воздух через нос, почувствовала, как остро от Левы пахло по́том, хотя буквально полчаса назад через привычный запах чистоты и одеколона ничего такого не пробивалось.
– Кто? – только и смогла спросить Тая, предполагая, что кто-то снова умер, что кого-то они снова лишились, что кто-то никогда больше и ничего.
Лева не ответил, махнул головой, забрал бутылку и присосался к ней, словно к минералке наутро после пьянки. Раз, два, три, четыре, – подсчитала Тая его жадные глотки.
– Да что случилось? – не выдержала Тая, не зная, как поступить со своим непослушным и обмякшим телом, кроме как оставить его стоять напротив Левы и ждать, когда он перестанет глотать водку.
– Они его объявили, – наконец хрипло сказал Лева. – Они объявили зимовье.
А дальше – бред. Тая пыталась вспомнить после, что они делали. Но картинки наслаивались друг на друга, становились зыбкими и рваными. Кажется, Тая бросилась к сумке, где оставила телефон, но ткань подкладки тоже была в зеленке, и руки снова испачкались. Кажется, Лева сел на пол у кресла и допивал водку, вытянув тощие ноги – одна чуть короче другой. Кажется, Тая смахнула сто сообщений, успевших прийти в чат от Вити и Шурки, кажется, пролистнула исходящий на раболепный восторг ЗИМ, кажется, долистала до спрятанных в архиве запрещенных каналов, кажется, впала в них на первый час зимовья, в надежде, что новости изменятся. Вдруг шутка? Вдруг передумают? Вдруг ничего страшного? Кажется, Тая плакала, потому что Лева оказался рядом и прижал ее к себе, отобрал телефон, откинул в сторону и принялся укачивать Таю, как всегда делал папа, – молча, чуть отрешенно, но уверенно. Кажется, Тая почти задремала в его тепле, а потом вернулась Груня.
Тая осталась лежать как была – верхняя часть тела на коленях у Левы, только голову подняла, прислушиваясь. Груня открыла своим ключом, захлопнула дверь и затихла в прихожей. Оттуда доносился только скрип ее сапог, словно бы она топталась на одном месте. Потом раздался всхлип. Тая вскинула глаза на Леву, тот напряженно прислушивался к происходящему в коридоре. Всхлип повторился, а за ним – удар, словно бы кто-то с силой отшвырнул сумку. И еще удар, уже не опознаваемый, и сдавленные ругательства, и снова удары.