Весна воды - стр. 14
Папа хохотнул, повеселел, но тяжелой ладони с плеча Таи не убрал.
– Мама твоя замечательная женщина была, но процессов сейчашних она бы не разделила, конечно, – сказал он, и Тая окаменела под его рукой. – А Груня знает, куда я мечу. Знает хорошо, может, и лучше меня знает. Может, и хорошо, что все так сложилось.
Тая подняла на него глаза:
– Хорошо, что мама умерла?
Папа тут же замялся, зачастил:
– Нет, конечно. Я не то хотел… Все же, Тасечка, делается к лучшему. Ну, в глобальном смысле. Вот мама твоя жизнь эту мою не поняла бы, не одобрила. А мне надо, чтобы семья моя примером стала. Чтобы все видели, какая дочь у меня, какая жена. Вы же за спиной у меня стоите, Тасечка. Я в вас уверен должен быть. В нас уверен…
Тая дождалась, пока он закончит мысль, осторожно вынула себя из-под тяжести. Ушла к себе, накинула куртку поверх домашней футболки, схватила сумку и вышла из дома незамеченной – удовлетворенный беседой папа скрылся в кабинете. Тогда Тая первый раз вусмерть напилась с малоприятной компанией из заброшки через два квартала от квартиры, где они жили. Домой ее привели те же пацаны, что и разливали в пластиковые стаканчики бухло, купленное на деньги, которые Тая им выдала в качестве знакомства. Потом ее долго и мучительно рвало в туалете, а папа носился из ванной в кухню и не знал, что делать.
– Воды ты ей принеси и отстань, – не выдержала наконец Груня. – А лучше в кабинете закройся.
– Да как же? – спросил он так жалобно, что Таю снова начало рвать.
– Вот так. Никто не умирает.
Тая хотела оторваться от унитаза и поправить Груню. Сказать, мол, что не умирает, а умерла уже. Мама. И папа этому, оказывается, рад. Место освободилось для более подходящей кандидатуры. Злость была даже более жгучей, чем пьяная рвота. Но рот наполняли они вместе. Ничего не скажешь толком, а жаль.
– Иди давай, – сказала Груня, дождалась, пока папа послушается, и опустилась на кафель рядом с Таей. – Выпей воды и блюй еще, – посоветовала она. – Чем больше сейчас из желудка выйдет, тем меньше в кровь всосется.
Когда блевать стало нечем, Груня помогла Тае встать, накинула на трясущиеся плечи махровый халат и повела пить сладкий чай. Самый обычный из пакетика.
– Откуда? У нас только такой, – не поняла Тая, кивая на папины полки.
– Вожу с собой в сумке на случай похмелья, – улыбнулась Груня. – Ну и чего ты так? Или не хочешь говорить?
Тая склонилась над кружкой, в ней по горячей воде расходились чайные подтеки из пакетика. Груня сыпанула еще и сахара, и тот медленно таял на дне.
– Если тебе не хочется, чтобы я с вами жила, без проблем, сниму что-то неподалеку… – начала Груня. – Это, правда, может казаться странным. Твой папа. Я. Одна территория…
Тая качнула головой.
– Нет? – удивленно переспросила Груня. – А что тогда?
– Он сказал, что ты ему лучше подходишь, чем мама, – выдавила из пересохшего кислого рта Тая.
– Идиот, – прошипела Груня и вскочила со стула. – Какой же идиот…
Тая слабо потянулась к ней, схватила за локоть.
– А еще сказал, ты разделяешь, что он там делает сейчас на работе своей. А мама бы не стала. И вот поэтому.
Вдохнула поглубже и подняла лицо к Груне. Та смотрела в сторону папиного кабинета, сузив от злости глаза.
– Знаешь, это даже смешно, – медленно произнесла она. – Настолько не разбираться в людях. В их мотивациях. И все равно надеяться придумать что-то, что людей этих осчастливит и объединит.