Веретено Судьбы (сборник) - стр. 18
Глория не могла ему поверить. Она вообще никому теперь не верила. Ей нужно было время, чтобы прийти в себя после потрясения. Она стояла, уткнувшись в грудь Рикардо, вдыхала незнакомый аромат муската и миндаля, которым пахло его тело, и вспоминала свое детство.
Тогда отец еще был с ними. Он усаживал Глорию на колени, прижимал к груди и рассказывал о красотах Италии. Он учил Глорию выговаривать итальянские слова. Хвалил за то, что она все схватывает налету.
– Ты настоящая синьорина! – восклицал он. – Придет время, и о тебе узнает вся Италия. Ты будешь жить в красивом замке, окруженном множеством оливковых садов. Семья Берлуваджи будет тобой гордиться.
И вот Глория в Италии, на Вилле-Гарцони, похожей на дворец, но про семью отца она ничего не желает знать. Единственная ее мечта – поскорее выбраться отсюда. Поскорее покинуть эту страну и никогда не вспоминать о ней. Никогда…
Рикардо прижимает Глорию к груди. В его душе восторг и растерянность. Ему приятно от прикосновения к лицу ее соломенных мягких волос. Он чувствует ее горячее дыхание. Ее слезы намочили его рубаху, растопили лед его сердца, заставили вспомнить прошлое, когда он был восторженным мальчиком, живущим на ферме Пьяца вдали от мира, вдали от глобальных проблем человечества. Рикардо любит этого мальчика. Любит себя такого чистого, юного, беззаботного. Но он не может вернуться в свое детство, не может стать прежним. Он запутался в паутине страстей. Он стал одним из винтиков в механизме под названием «зло». Он преуспел в своем деле. На его счету множество искалеченных, изуродованных душ. Теперь он должен погубить еще одну…
Но почему ему, привыкшему наслаждаться злом, так больно? Почему так ноет сердце? Неужели он влюбился? Влюбился в эту истеричную польскую пани с болезненным цветом кожи? Нет, нет, он не доложен никого любить. Не имеет права любить, потому что его задача – губить. Рикардо улыбнулся:
– Любить – губить – похожие слова. Две буквы меняют смысл. Гу – губы… Надо ее поцеловать. Сейчас. Один раз и…
Он приподнимает лицо Глории, прикасается губами к ее губам. Она отталкивает его, яростно трет губы ладонью. В глазах ненависть. Рикардо вновь прижимает Глорию к себе и целует в губы. Долго, страстно…
Синьора Сандрелла что-то кричит ему в спину. Он не слышит. Не желает слышать, потому что сейчас он не здесь. Он в своем детстве. Он собирает оливки с сетки, растянутой под деревьями. Он набивает оливками рот, чтобы быть вечно юным, как эти четырехсотлетние деревья.
– Хочешь, я поделюсь с тобой тем, чем не смогут поделиться оливковые деревья? – хитро улыбаясь, спрашивает Джина.
Она намного старше Рикардо. Он влюблен в нее. Он ею любуется издали. Он ее боится. А она посмеивается над ним. Она толкает его корзину, а потом помогает собирать раскатившиеся оливки. Она прячет его одежду. Она строго выговаривает ему за любую мелочь. И вот теперь предлагает ему нечто. Он не решается сказать «да». Он не смеет сказать «нет». Джина хватает его за руку, увлекает за собой в прохладную тень оливковых деревьев, где нет никого. Она прижимает его к своей вздымающейся от быстрого бега груди и целует в губы. Он теряет равновесие. Летит в небеса. Джина отталкивает его, звонко смеется:
– Хочешь еще? – и, не дожидаясь ответа, дарит новый поцелуй, а потом еще, еще, еще… Рикардо ошалел от счастья. Он верил, что блаженству не будет предела, а Джина зло высмеяла его. И тогда он возненавидел всех женщин. Ненависть заняла главное место в его сердце. Месть стала смыслом его жизни, завладела его разумом. Рикардо не заметил, когда перешагнул черту и встал в ряды тех, кто требует искупления грехов кровью.