Великие князья Дома Романовых - стр. 50
Рассказывая о каких-то пристрастиях будущего самодержца, я останавливаюсь прежде всего на тех, которые со временем разовьются. Одни окажутся значимыми только для самого Николая Павловича, как, к примеру, его детские успехи в танцах, которые с годами станут одним из любимых развлечений императора. Сев в седло ребенком, он стал прекрасным наездником. Победив страх, научился отменно стрелять. Навсегда полюбил собак, без которых не представлял своей жизни. В общем, все, заложенное в детстве, в той или иной мере формировало характер человека, которому предстояло три десятилетия безраздельно властвовать огромной державой.
Что касается увлечения будущего монарха рисованием (а ему неизбежно сопутствует интерес к истории искусств), то плоды этого увлечения поистине бесценны: со времен Екатерины Великой никто не приобрел для Эрмитажа (а значит для будущих поколений, в том числе и для нас) такого огромного количества первоклассных произведений живописи и скульптуры, как император Николай, которого многие смеют называть тупым солдафоном.
Великий князь Николай Павлович.
Хотя, конечно, бессмысленно отрицать, что с раннего детства он больше всего на свете любил военное дело. «Успехов я не оказывал, за что часто строго был наказываем… Математика, потом артиллерия и в особенности инженерная наука и тактика привлекали меня исключительно; успехи по этой части оказывал я особенные… – пишет он в своих мемуарах. – Все мысли наши были в армии. Одни военные науки занимали меня страстно, в них одних находил я утешение и приятное занятие, сходное с расположением моего духа».
В 1812 году ему было шестнадцать. Он рвался на фронт. Категорический запрет матери, заявившей, что он еще ребенок, поверг его в отчаяние, он написал Марии Федоровне письмо, в котором умолял позволить ему исполнить долг перед Отечеством, тем более что был шефом Измайловского полка и чувствовал себя способным этим прославленным полком командовать: «Я стыжусь смотреть на себя как на бесполезное существо на земле, которое даже не годно к тому, чтобы умереть храбрецом на поле битвы».
К слову сказать, шефом Измайловского полка Николай стал, когда ему исполнилось четыре (!) года, а сразу после рождения он был награжден орденами Святого Иоанна Иерусалимского и Святого Андрея Первозванного (высшая награда Российской империи) и назначен шефом лейб-гвардии Конного полка. Первому батальону этого полка было присвоено его имя и он (в звании полковника!) с первых дней жизни начал получать причитающееся ему жалование. Это – так, всего лишь информация о том, что значило родиться (не быть, а всего лишь родиться!) великим князем. Дальше, при всей ограниченности выбора, каждый становился тем, на что был способен. Иногда – благодаря положению и воспитанию, иногда – вопреки.
А пока он мечтал об одном: попасть на театр военных действий. Наконец Мария Федоровна сдалась. Но было уже поздно – война закончилась.
Старший брат, снискавший славу освободителя Европы, счел нужным утешить младшего: заметил, что та минута, когда он, великий князь Николай, будет поставлен на первом плане, может наступить скорее, чем это можно предвидеть.
Принято считать, что Александр сообщил Николаю, что именно ему предстоит стать следующим императором, в 1819 году и что это было для великого князя шокирующей неожиданностью. Если верить этому утверждению, приходится допустить, что слов о «первом плане», произнесенных почти на 7 лет раньше, юный Ники мог просто не понять. Но это вряд ли. Факты, описанные современниками, свидетельствуют о другом. После той знаменательной беседы поведение Николая резко изменилось: он отдалился от младшего брата, стал сторониться шумных забав и рискованных проделок, до которых был большим охотником, начал много читать, причем внимательно изучал книги, которыми раньше пренебрегал: древние и новые сочинения о жизни выдающихся полководцев и правителей. «Комментарии» Цезаря стали его настольной книгой. Приближенные были поражены, младший брат обижен. На язвительные упреки Михаила Николай отвечал степенно: «Ты не стал бы, вероятно, шутить и насмехаться, если бы знал чувства и мысли, меня волнующие. Я думаю о том, что когда неприятель был в Москве, меня держали заключенным в Петербурге. И теперь продолжают держать!»