Великая грешница - стр. 40

Сейчас Демша мед не отбирал, а лишь осматривал дупла: целехоньки ли, не поразбойничал ли лесной архимандрит? И такое случалось. Прошлым летом пришел отбирать соты, а на бортном древе, разворотив дупло, сидел медведь и невзирая на лютое нападение пчел, лакомился медом. Кричать на косолапого не было смысла: в такие минуты медведь забывает обо всем на свете, да и человека он не боится. Остается одно: ткнуть архимандрита орясиной, что Демша и сделал. Косолапый издал страшный рев, кубарем свалился с дерева, а затем, увидев человека, нарушившего его излюбленную трапезу, угрозливо поднялся на задние лапы и вновь издал злобный рев. Шерсть на его загривке поднялась дыбом и зашевелилась. Сейчас он ринется на человека и раздерет его своими могучими лапами.

Но Демша сам обладает медвежьей силой. В руке его рогатина, с коей он всегда ходил в лес, ведая, что может столкнуться с архимандритом, тем более, когда идет к бортным деревьям. Одна из медведиц уже познала его страшную силу, угодив под его острую рогатину. И вот вновь косолапый готов пойти на смертный бой с огромным хозяином Серебрянки. Но того не случилось: мужичина так устрашающе рявкнул, что косолапый напугался и неторопко удалился в чащу.

– Вот так-то, Михайло Потапыч, – усмехнулся Демша.

Присел на валежину и вскоре услышал ржание коня. Гнедок! По запаху хозяина учуял. Но что случилось? Почему Надейка отъехала от избы?

Встревожился Демша. Встал и отозвался на ауканье жены.

– Здесь я!

Только дорогой к починку изведали его хозяева о загадочных приездах на Серебрянку государевых людей. Но весть о приезде царевны Ксении Годуновой была настолько ошеломляющей, что Демша даже Гнедка остановил.

– Царевна?.. На Серебрянку?!

– Пресвятая Богородица! – только что и нашлась сказать Надейка, сидевшая на коне позади мужа.

– На Серебрянку, Демша. Смотри, лицом в грязь не ударь. Приоденься в добрую сряду, и встречай государыню-царевну земным поклоном. Царевна поживет у тебя с недельку.

– В мужичьей избе?.. На мужичьем харче? Не разумею своим скудным умишком, княжич.

Лицо Демши было настолько растерянным и убитым, что Василий рассмеялся:

– Да не пугайся ты, Демша. Ни изба, ни снедь твоя не понадобятся.

– Святым духом что ли царевна будет кормиться?

– А царевна скатерть-самобранку привезет, – вновь рассмеялся княжич. – Ну, буде дивиться. Поспешим, Демша!

Как сошла из кареты царевна, так и застыла зачарованная. Господи, какая райская благодать окрест! Все, о чем она так долго грезила, предстало наяву: и солнышко щедрое да ласковое, и рощица зеленая, и речушка хрустально-светлая, и небо неохватное да изумрудное. Куда ни кинешь взор, всюду сказка волшебная, наглядеться нельзя. А воздух, воздух какой! Чуткий, нежный, медовый.

Ни с чем не сравнимое упоение охватило царевну. Дивное и сладостное. Она слушала звонкие трели жаворонков, видела порхание необыкновенно прекрасных легкокрылых бабочек, ощущала запахи чистых, благоуханных трав, и ее впечатлительно-восторженная душа переполнилась от избытка божественных чувств.

Серебрянку усеяли шатры. В одном из них разместился Григорий Васильевич Годунов, в другом, значительно меньше – княжич Василий Пожарский и два стольника, в третьем – разная обслуга. В рогожных палатках расположился десяток стрельцов. Все шатры и палатки раскинули у речушки.