Валькино детство - стр. 15
– А куда я попал? – спросил я потерянно.
– Валь, не поверишь, – говорил Андрей, смеясь, – я тебя случайно впечатал в задницу снеговика!
Все, в том числе и я, в голос засмеялись.
– Да-а-а-а-а, – говорил Дима, – теперь фраза «пошёл в жопу» заиграла совершенно по-новому!
– А там холодно? – спросил Никита.
– Где? – не понял я.
– Ну… в заднице…
И он кивнул на нашего гиганта-снеговика, у которого действительно зияла огромная дыра в самом большом – нижнем – шаре.
– Холодно и мокро, – ответил я.
– Зато, хоть, не воняет! – похлопал меня по плечу Чиж и жестом увлёк нас за собой – в обратную дорогу.
На удивление, я даже не заболел после пребывание в заднице снеговика, которую мы, к слову, на следующий день поспешили залепить и даже приладили нашему гиганту морковку к голове и две веточки к туловищу. Помнится, Дима ещё предлагал дополнить эту снежную скульптуру некоторыми женскими анатомическими подробностями, но его идею мы, почему-то, не воплотили…
Так вот, что же я вынес или приобрёл из этой истории?
Знаете, всякий раз с наступлением зимы, когда мне кажется, что на улице невыносимо холодно, я вспоминаю задницу снеговика, в которой я невольно оказался и с улыбкой понимаю, что, холоднее чем там, мне в городе, вероятно, никогда не будет….
Плацдарм
В нескольких метрах от меня разорвался снаряд. Его осколки чудом пролетели мимо, лишь припорошив рассыпающимся снегом мои сапоги. Это дало мне понять, что уж как-то больно самоуверенно я двигаюсь по траншее и надо бы пригнуться; всё-таки пуля, как говорится, дура, а снаряд – вообще сумасшедший – все вокруг перешибёт.
Согнувшись в три погибели я как можно было быстрее в таком положении помчался к штабу полка, находившемуся на берегу озера и представлявшему из себя небольшой укреплённый район, сплошь изрытый снежными траншеями и заваленный большими, непроглядными белыми комьями. В условиях ожесточённого артобстрела или налёта – так себе укрытие, но, по крайней мере, немцы не могли отчётливо видеть нас из своего штаба, что располагался на холме – буквально над нами.
Обе армейские группировки – и наша, и немецкая – несмотря на такую близость позиций, были изрядно измотаны затяжными позиционными боями, а потому, пока что, ни одна из сторон не спешила предпринимать активных действий. Лишь изредка слышались отдельные гаубичные или миномётные выстрелы, сотрясавшие промёрзлую землю и невольно заставлявшие припасть солдат к земле. Радовало одно – при такой дурацкой погоде немцам не приходилось ждать авиационной поддержки. Впрочем, нам тоже…
Итак, согнутый и запыхавшийся, я вбежал в полевой штаб нашего полка.
Командир и начальник штаба хмуро стояли над импровизированным столом, состоявшем из огромного снежного квадрата и доски, поверх которой лежала карта.
Заслышав хруст снега на входе, всё начальство и остальные присутствующие подняли на меня головы.
– Товарищ подполковник, – принялся рапортовать я, приложив руку к своей коричневой ушанке, – на правом фланге нашей обороны произведена разведка. Немцы предпринимают попытки занятия разбитых укреппозиций для ведения по нам миномётного огня.
Командир полка нахмурился и вновь склонился над картой, что-то чёркая в ней.
Я же, воспользовавшись передышкой между поручениями, позволил себе наконец присесть на корточки и отдышаться.