Валькино детство - стр. 1

Было это недавно. Хотя… кажется уже и давно.

Удивительное свойство памяти – с невероятной достоверностью воспроизводить некоторые эпизоды из детства, которые, вроде как, совсем позабылись, да и не вспоминались много лет.

Собственно, как-то так я коротко объяснил, как я оказался на полях этого литературного опуса.

Был в моей жизни довольно короткий, по историческим меркам, разумеется, период, когда я жил… в селе…

Да-да, в самом обычном селе где-то… да какая, в сущности, разница где? Страна огромная, а в ней всё примерно одинаковое. Особенно если мы говорим про нулевые годы, тем более про сельскую жизнь.

Прожил я там около полутора лет. Но даже за этот относительно короткий промежуток жизни успел пронаблюдать с десяток-другой интересных историй, ради которых, в общем-то, вы и оказались здесь, не правда ли?

Не могу сказать, что на этих страницах рассказаны прям все-все интересные события, что мне довелось увидеть или пережить в том селе. Тут, скорее, самые яркие из них – те, что моя память удосужилась воспроизвести без особых усилий, с такими красками и чувствами, словно это было вчера, а не двадцать лет назад.

Сразу же должен оговориться и обратиться таким образом к истинным поклонникам и любителям классической русской литературы: данное произведение – хоть и не прям мемуары в полноценном понимании жанра – однако, всё же, воспоминания, а потому требует от меня, так сказать, исторической достоверности. Именно поэтому, если вы настолько утончённая и чувственная натура, что не терпите матерную и иную крепкую лексику – закрывайте книгу прямо сейчас!

А всем остальным моим читателям, что не обременены «штампами» и нравами XVIII-XIX веков желаю приятной ностальгии по нашим двухтысячным и, конечно же, по сёлам и деревенькам тех времён!..

Ах да, самое главное – рекомендую читать это произведение в городе, ведь современные загородные поселения уже не похожи на те, что описываются здесь, а потому вы, вряд ли, прочувствуете всю ту атмосферу, о которой я рассказываю.

Впрочем, я не буду сильно удивлён тому, что я ошибся в своих суждениях и за двадцать лет ничего не изменилось….

Случалось, моя бабушка, у которой я, собственно, и жил всё это время, собиралась в город – областной центр, до которого час езды – за какими-то товарами, коих в селе было не достать, ну а я тут как тут – всегда просился поехать с ней.

– Валя, да ну тебя! – иной раз отмахивалась бабушка. – Опять капризничать будешь! Я шо, по-твоему, кошелёк ходячий, шоб тебе новую железную дорогу купить?

– Да не нужна она мне! – дулся я. – Я в город хочу!

– Зачем?

– Там дороги широ-о-о-окие. И дома повы-ы-ы-ыше. И моро-о-о-оженое.

Вот что-что, а мороженым бабушка меня никогда не обделяла. Хоть на улице январь, хоть июль, а если я просил – несомненно его получал, в этом даже не стоило сомневаться.

– Ла-а-а-адно, – сдавалась бабушка, – если у дяди Саши машина ничем шибко не загружена, то поедешь со мной.

Дядя Саша был наш односельчанин – коренастый пузатый мужичонка, родом откуда-то из-под Харькова, от чего то и дело разговаривал на мове1, что звучало одновременно смешно и местами не понятно для меня, особенно когда дело касалось каких-то его поручений. Ездил дядя Саша, как настоящий патриот, на стареньком голубом «Запорожце», который имел тенденцию ломаться посреди дороги. В такие моменты, его хозяин выходил из салона с какой-то тряпкой, что неизменно лежала у коробки передач, и ворча двигался к тому месту, где у обыкновенных машин находился багажник. Там он, кряхтя и матерясь на чём свет стоит что-то делал, после чего чудо советского автопрома каким-то образом заводилось и можно было продолжать путь.

Однажды я поинтересовался у дяди Саши:

– А чего вы новую машину не купите, раз эта у вас ломается?

Тот тяжело вздохнул:

– Нічого ти не розумієш, друже. Я ж за цією машиною в черзі чотири роки стояв! Це ж пам'ять в кінці кінців! А зараз… де ж я грошей-то стільки візьму на нову машину? Хіба тільки нирку продам – і то ж, адже, не вистачить! Та й сенс мені який? Машинка-то хоч і стара, а звір! Для наших доріг саме те, вже точно краще, ніж всякі там німці та японці2.

Из всей этой задушевной тирады я мало что понимал, а потому переспрашивал:

– Так почему всё-таки?

Дядя Саша обречённо взмахивал рукой:

– Та жалко мне, понимаешь?! Это ж память!

О ком или о чём эта память была я, опять же, не понимал, однако, спрашивать на этот счёт уже не решался, ибо становилось понятно, что мой собеседник вряд ли сможет подобный вопрос доступно втолковать маленькому мальчику, у которого на уме были одни только железные дороги и поезда.

На да что-то я отвлёкся…

В общем, бабушка подходила к старенькому дисковому телефону, что стоял у неё на комоде и набирала дядю Сашу, чтобы спросить не загружена ли у него машина. Как правило, его ответ был в мою пользу. Бабушка, как бы она меня ни упрекала за капризы и баловство, сразу же улыбалась и подмигивала мне, что означало одно: едем в город.