В той стране - стр. 51
– Слыхал? Поместье теткино братья армяну продали. Хачику-Вачику. Значит, докармливать тетку – Егору. А поместье – армяну. А я там сад рассадил, как дурак. Своими руками. – Тут его гнев начинал палить. – Армяну сажал! Хачику-Вачику! В бога, в креста…
Из прокуренной глотки слова вылетали невнятно, с сипом и клекотом и очень похожи были на собачий лай.
Недаром с прошлой зимы к Егору прилипла новая кличка – Шариков. Зимой какое-то кино по телевизору показывали, и конторские дуры – им делать-то нечего, лишь телевизор глядеть – они Егора и окрестили по-киношному.
Прилипло. Полсотни лет прожил мужик и звали его, как положено: Егор да Егор. Покойные мать да тетка по-старинному Горкой кликали. «Горушка, Гора…» Как в детстве.
А тут вдруг – Шариков. Собачья кличка. Хотя на собаку Егор вовсе не был похож. Правда, шерсть на нем росла не по-людски. Добрые-то люди к старости лысеют, а у Егора шерсть лезла до самых глаз. И брови – кустами. А еще был он ругливый. Чуть что – сразу «в бога, в креста».
– Позасели!!! – шумел он в конторе. – Позажралися!! Как быки на просянике! Лишь гайды бить. Доху на вас нет! В бога, в креста… – лаялся он. А голос был с сипом и хрипом, с захлебом – в самом деле вроде собачий лай.
В кабине машины, в недолгой дороге от поля до гумна, случайному попутчику Егор толком не успевал всего рассказать. Лишь «Хачик-Вачик… Поместье… В бога, в креста…»
А нужен был долгий рассказ. Иначе не всякий поймет, особенно молодой.
Это ведь в старые времена на хуторе Алифановых было не счесть. Миней Алифанов, безногий шорник, в войну его покалечило. Трофим Алифанов, Трушкой его все звали. Бабка Манюрка, двоюродная Трушкина сестра. Мосей Амосович – плотник и столяр. Братья Николай, Степан, Алексей и Федор, по уличной кличке Рогали.
Но к поре нынешней, когда старики перемерли, а молодые разбежались, из Алифановых остались на хуторе лишь Егор – безногого Минея сын, да в соседях у него – родная тетка по отцу, Таиса. Двое теткиных сыновей давно жили в городе, мать свою навещали лишь в пору отпусков.
Егор с теткой Таисой жили по-родственному. Огород ли вспахать, сено привезти, дровец – Егора просить не надо. Себе – и сразу тетке. Так заведено, так положено. Не кто-нибудь, отца родная сестра. Отец помирал, наказывал: «Таису не оставляй».
Время шло. Тетка Таиса старела, уже и корову не в силах была держать, свинью, а потом и коз. Лишь куры во дворе греблись да красный петух-долгожил.
Тетка жила удобно, под боком, и Егор иногда похмелялся у нее. Старая женщина всегда держала «заклятую» бутылку «на случай».
Егору негде похмелиться, жена не дает. Вот он к тетке, потаясь, пробирается и просит:
– Помираю… Выручи…
Тетка Таиса вздыхала, но никогда не отказывала, лишь укоряла порой:
– Гора, Гора… Чего уж ты?.. Ведь не молоденький…
Но наливала. Садилась за стол напротив, качала головой:
– При машине ведь… Не дай бог… Ты уж, Горка, гляди.
Егор не перечил тетке. Тем более голова с похмелья гудела. Скорей бы подлечиться. Он выпивал и сидел, ждал облегченья.
– Это раньше, – продолжала свои речи тетка, – во всем колхозе, на шесть хуторов, одна полуторка. А ныне… – раздумчиво говорила она. – Оттель летит и отсель – летит… До беды недалеко.
Егору легчало, и он еще недолго сидел, слушая теткины речи, потом поднимался.