В той стране - стр. 53
Тетка Таиса померла. Приехали братья. Началась похоронная колгота. А тут этот армян откуда-то взялся. И не к братьям, а к женам их подкатился: то да се, вы – наследники, пять тысяч сразу кладу. Пока Егор да братья расчухались, бабы эти деньги уже своими считали. И потом, когда все открылось, встали на дыбы.
– Мы наследники, по закону! Гора, Гора… – кривили губы они. – Он об своих детях думает, а наши – обсевки? Он тута нажился, на теткиной земле! Картошку сажал, сады… А нам – кусок сала, глаза замазать! Мы – наследники! Мы в своем праве! – шумели бабы.
Братья сдались. Они лишь пожимали плечами да глаза отводили. Все ж стыдно было.
Егор сначала не поверил. Потом стал материться: «В бога, в креста…» Матерился, но все же надеялся: одумаются братья, поймут. Конечно, деньги деньгами, но и совесть должна быть.
Ждал он недолго. Через неделю объявился новый сосед. Теперь осталось лишь: «В бога, в креста…» и прочее.
Да и полаяться всласть, душу отвести было некогда: сенокос подошел. И колхозные травы не ждали, и свои. Днем Егор мыкался на машине от поля к гумну, до двадцати рейсов делал. Вечерами себе косил, в займище, у лесников. Травокоску пригнал и валял траву.
Дни стояли погожие, валы подсыхали быстро. Субботу и воскресенье по колхозу объявили выходными, чтобы люди с сеном управились.
Егор свое привез, три машины. Хороший стог выложили. И дружку своему успел помочь. Был у него дружок закадычный, годок, однополчанин. Вместе росли, в армию призывались, в одном взводе служили.
В воскресенье, по светлому, с сеном закончили. Егор в гараж отогнал машину, и тогда уж сели спокойно выпить. Сено обмыть – дело святое, тут и бабы слова не скажут, лишь упредят: «Чтобы по-умному…»
Всю неделю Егор ждал этого часа, чтобы спокойно сесть, выпить немного и не вдруг, а перекинувшись словом о том да сем, словно невзначай спросить:
– Слыхали? Поместье теткино братья армяну продали, Хачику-Вачику… Оформили чин чином, в сельсовете, а я с таком остался.
И, услышав в ответ: «Взаправду?.. Да ну…», спокойно все рассказать. Как жила тетка Таиса, старела, а сыновья носа не казали, копейки не слали ей – как хочешь живи. Он ее и докармливал. И про сад, и про все другое. Разговор непростой. Надо, чтобы рядом кто-то сидел, удивлялся и охал, братьев ругал.
Так все и было. Выпили бутылку, потом другую. Наговорились всласть. Потом третью добыли. Дружок был на выпивку слабоват. Ноги его подводили и клонило в сон, но ума не терял. Когда третью бутылку начали, он сказал решительно:
– Давай Хачика подожгем! А сад порубим!
Сказал и рухнул в сарае, где третью бутылку пили, от жены хоронясь.
Дружок сразу заснул. Егор постоял над ним, подсунул какое-то тряпье под голову и пошел курить.
Вина больше не хотелось, разговоров – тоже. Все уже было сказано-пересказано, вылито из души. И там, словно в месте пустом, что-то теперь сладко томилось.
Егор вышел на забазье, к дровнику. Сел там на бревнышко, закурил. Отсюда как на ладони видно было тетки Таисы поместье: флигелек, сараи, зеленый картофельник, который Егор сажал, и сад. Три раскидистых грецких ореха, которые лишь начали плодоносить. За ними – яблони, груши, его руками саженные. А теперь – чужие. Черноусый таракан там хозяин. Запалить его – будет бегать.
Темнело. В окнах теткиного флигеля не зажегся свет.