В той стране - стр. 33

На хуторе не было бабы завидней Ольги, и Михаил прилепился к ней накрепко. А теперь – навсегда.

Так думалось Ольге, и кисть ходила весело, красился забор ровно. Голубые планочки его радовали взор. Роза из огорода пришла, помогла. И когда навесили ворота, дом и подворье словно помолодели – не узнать.

Сирень цвела в палисаднике, вздымая пахучие, пышные грозди, молодая зелень черемухи блестела под солнцем, желтые цветы одуванчика светили у забора, в серебряной росе лежала трава – весенний час. Мохнатые шмели и пчелы гудели возле цветов.

Дочь с матерью переглянулись, и почудилось той и другой, что нынешнего утра будто и не было. Не было испуга, горечи, боли, мазутных полос на воротах – все вроде сон. А есть лишь это утро весеннее с цветущей сиренью да голубым забором, с миром в душе.

– Мама, я схожу к Фетисовым, – сказала дочь. – А ты не переживай. Может, никто и не видел.

– Иди, иди. Мои слова перекажи, чтоб не беспокоились.

Ольга осталась одна. В старой кухне досиживала на гнезде последняя гусыня. По всему было видать, что гусят она не выведет.

– Сколь кружилась с этим дураком, а толку. Ежели не выведешь, враз голову отсеку, – пообещала ей.

Старая кухня была тесной, да еще свекрови пожитки здесь сохранились: сундук, всякое тряпье, пучки сухих трав. Обычно в этой кухне стирали да купались. А сейчас – не повернись.

Ольга решила порядок навести: вытянула на двор сундук, старые скамейки, прялку. Бабкины травы выбросила в огород, чтобы потом пожечь. Ольга дело делала, но ждала Михаила. Он должен был приехать с какой-нибудь вестью, ведь обещал напрямую поговорить с женой.

Со своего двора, через калитку, пришла соседка.

– Приехали. Я утром глянула – дома. Ну, слава богу, и побегла на дойку. Потом, гляжу, красишь.

– Свадьба заходит, – объяснила Ольга. – Приедут невесту забирать, вот готовимся.

Соседка будто поверила, крашеный забор похвалила.

Поговорили о хуторских новостях, о Москве.

А когда соседка ушла, послышался голос машины, все ближе и ближе. Машина была не Мишина, но как знать: может, он на чужой приехал. Ольга пошла к воротам.

Машина подъехала к дому и встала. Встала и Ольга возле ворот, ожидая. Но из кабины вышел не Михаил, а баба Куля, свекровь. Лишь ее тут не хватало.

С батожком в руках старуха вылезла из машины, поправила платок на голове, по сторонам огляделась. Шофер громко сказал:

– Зараз подъеду, бабаня. Ты тут шевелись.

Баба Куля согласно кивнула.

Во двор войдя, она поклонилась родному дому ли, Ольге:

– Здорово живете. Вот приехала.

– За каким делом? – холодно спросила Ольга. – Или на провед?

– Я, доча…

– Я тебе – не дочь, – отрезала Ольга. – Ты мне – чужая тетка.

– Сколько лет-годов мамой была, теперь – тетка, – посетовала баба Куля. – Ну ладно, коли так. За сундуком я приехала. Кой-чего там. Смертная одежа.

– Забирай свой сундук. Вон он на дворе просыхает.

Баба Куля обвела взглядом дом и баз. Ласточкин лет проследила, обрадовалась старой знакомой:

– Прилетели, мои хорошие.

Лицо ее просветлело, легкие слезы покатились из глаз.

– Олюшка, – сказала она. – Может, ты меня примешь?

Она ждала с какой-то детской доверчивостью. Слезы сыпались светлым горохом.

– Може, примешь меня! Нехай поругались, на мне – грех. Прими, Христа ради. Это же дом мой родной. Я тут жизнь провела. Похоронила всех. Могилки родительские. Васи, Анатолия… Пойти покричать. Не в доме, – заторопилась она. – Я в кухонке доживу. Сама себе буду варить, топку покупать. Лишь бы на своем дворе помереть. Мне жить-то осталось…