Размер шрифта
-
+
В начале было слово. Мысли в стихах, фельетон, пародии - стр. 6
Что не избегнут Божьего суда.
Лимония
Конфликт полушарий мозга
царёва, считай, беда.
Гешефт у орды кремлёвской,
– идут на убой стада.
Руины, кругом руины,
куда ни направить взор.
Но гнут перед бандой спины,
приветствуя свой позор.
И ждут от владыки мёда
в потерянных берегах.
И празднуют год от года
октябрьский постыдный крах.
«У котелка давно пробило днище…»
У котелка давно пробило днище,
И вытек гнев, остался только гной.
Там, за стеной кровавой, толковище,
И каждый новый выживший – герой.
Под спудом века проклятое царство
Ещё трясёт козлиной бородой.
Народ, как встарь, приветствует мытарства,
И одежонкой хвастает худой.
Лети-лети двуглавое потомство,
Зажавши в лапах скипетр золотой…
Уже сто лет с Христом Россия бьётся,
Пустив к себе всех бесов на постой.
Их звонок зов и сладкозвучна ярость,
И в царские цвета одета плоть.
Недолго им торжествовать осталось, —
Кого обидел разумом Господь.
Грядёт конец лукавству и распутству,
И с сонных глаз исчезнет пелена.
И собственною кровью захлебнутся
Те, кем была растерзана страна.
Романс со снегом
«Никого нельзя назвать счастливым прежде его смерти». Солон
В молчанье снега – неизбежность рока
С медово-горьким духом хризантем.
В нём первозданность чувства без порока, —
Вот потому он холоден и нем.
Он не несёт в себе предубеждений,
Изъяны прикрывая белизной,
И не даёт сгуститься чёрной тени…
Он строг, но не злопамятен со мной.
Мои следы он бережно, штрихует,
На плечи налагает тихий сон,
Не поминая прожитого в суе
И уводя мой разум во полон.
Летит, летит, летит с небес остылых
И плети гнёт ещё цветущих роз,
И стелет омофоры на могилах
Ноябрьский снег, всемилостивый крёз.
И что ему неволиться уныло,
Когда он мирно-властен над землёй.
Он знает, то, что будет, всё уж было,
И ценны только нежность и покой.
Моему Нельсону
В дальний угол двора псом протоптана узкая тропка.
Он поёт в тишине, и вибрирует тенор певца.
Лунный замерший лик смотрит влажно, тревожно и знобко,
И туман подступает к последней ступеньке крыльца.
Эта ночь неспроста осторожно крадётся по крышам
И сползает с горы, в сонном свете луны серебрясь.
Ей охота взглянуть на певца, ею пёс мой услышан…
И вплетается звук в тонкорунную звёздную вязь.
Пёс поёт, задирая кудлатую голову в небо,
Полететь бы ему над осенней остывшей землёй!
Я к нему выхожу и даю ему белого хлеба,
И туманная ночь улыбается вместе со мной.
«Память бродит по старым комнатам…»
Память бродит по старым комнатам,
Где в забвении и пыли
Лет моих затерялось золото,
Не поменяно на рубли.
Не поменяно, не растрачено,
Не затёрто ни в дурь, ни в грязь.
Им когда-то за всё уплачено, —
Покуражилось горе всласть…
Обнищали мои сограждане,
Горше стало моей стране.
Жизнь течёт бытиём нерадужным
И, наверное, снится мне.
Там, далёко, всё звон, да россказни,
Нервотрёпка, – не передать.
Здесь – небес с облаками простыни,
Гор извечная благодать.
Ностальгия, – какие глупости!
Тени нет ни тоски, ни зла.
Не скучаю по совокупности
Снега, олова и стекла.
На осколки разбилось зеркало,
Оловянные сбились лбы
В стаи, бросившись в пропасть стерхами,
Как в объятья своей судьбы.
Вырастая из чуждых путаниц,
Я жалею лишь детский плач,
Глядя в олово глазок-пуговиц,
Чей хозяин – тупой палач.
Я горюю по неизбежности,
По растраченной стороне,
Что от снежности до небрежности
Тонким плачем сквозит во мне.
После
Коромысло светил на оси мирозданья качнулось,
Страница 6