Размер шрифта
-
+

В городе на краю легенд - стр. 24

И на этом встреча закончилась. Инквизитор замолчал, повернулся на каблучках и вышел, не оглядываясь на компанию, оставленную с тремя жандармами. Те методично и грубо, по деревенской привычке относиться к чужаку как к бездомной собаке, что может оказаться бешеной, обходили с впитывающими артефактами всех по очереди, начав с него, Стево.

Повторить то, что уже сказано — дело быстрое. Протянуть руку, чтобы завизировать артефакт собственным именем, тоже. Вэли, как обычно, протянул к шёлковой медальке сухую руку, ему нравилось шокировать людей, видеть на их лицах брезгливость к увечью. В старых и маленьких городках ещё сохранилось поверье: пожал сухую руку — на семь лет несчастье цапнешь.

Камелия отвечала на вопросы очень охотно, так что у служителей закона скоро голова пошла кругом от её пространных речей, а горбун хмурился исподлобья и говорил тихо, жандарму даже наклоняться пришлось.

Опросили по-быстрому закулисных служек и удалились, велев свернуть шатры, залезть в кибитки, никуда не уходить, а лучше встать ближе к городским воротам на пустыре, где старый базар был, чтобы случаем под расправу не попасть. Местные угрюмы и смирны, но коли бледнокожие прикажут, ринутся, не щадя живота своего.

— Бледнокожие? — переспросил Стево, изображая простачка, коим не был. Всё потому, что в монастыре, где нашёл приют, много чего слышал. Ищейки там раны зализывали, а от оборотней закона холодными вечерами можно было и не то прознать.

— Они-ть, стало быть, — отозвался младший жандарм с жидкими усами и бегающими, как у базарного вора, глазами. Как пить дать, его худые пальцы не раз срезали кошельки зазевавшихся, а однажды он понял, что подвергать себя опасности неразумно, выправил доки и пошёл служить за миску похлёбки.

Улица, она прокормит, если жетон будет.

— Владетельные князь и его окружение из мелких, — пояснил самый старший, укладывая ленточки артефактов в деревянную шкатулку и аккуратно заправляя края их так, чтобы при захлопывании не повредить. — Род Рану, они этой землёй владели, когда солнце только народилось. Вы же у них разрешения получали! Да не тревожьтесь, у нас закон чтут, самосуд Рану не допустят.

— Ага, — присвистнул средний, засматривающийся на Камелию как заправский бабник. Начищенную до блеска бляху ремня теребит, приосанился, улыбку под густыми усами прячет. — Особливо когда столичный из Ордена нагрянуть может.

Крышка шкатулки захлопнулась с резким хлопком, и все вздрогнули. Стево подумал, что нервы становятся тонкими, так и до беды недалеко. Известно, беда ходит тихо, но душа её чует, вот и томится раньше времени.

Знаки подаёт.

Жандармы под ворчание старшего удалились, служек отпустили сворачивать утварь, а Стево пригласил спутников, включая Тома, запуганного и затравленного, будто готового сознаться во всех грехах мира, на рюмочку черешневой наливки. В его кибитке просторно и чисто, Вайолка старалась.

— Сейчас опрокинем, и мы искать пойдём. А вы двое, — кивнул он в сторону Камелии и горбуна Ромэла. — Здесь будьте, слушайте, чего скажут, за служками смотрите, чтобы не разбежались и лошадей кормили. Лошади самое важное, без них далеко не убежишь.

— А что же ты красавицу свою искать не спешишь? — улыбнулась Камелия, показав белые, красивые зубы. Улыбка наглая, глаза смотрят и сказать хотят: красавиц на свете много, я всё понимаю. — Не тревожишься, что потерялись они?

Страница 24