Узник в маске - стр. 27
Настал долгожданный момент – передача испанской инфанты Франции. Накануне произошла наконец встреча двух королей, во время которой они поклялись друг другу в дружбе и верности и подписали договор, положивший конец войне, длившейся невесть сколько времени. В тот день в павильоне переговоров в последний раз сошлись парижский и мадридский дворы: суровые, мрачные испанцы в черных бархатных одеяниях испытывали глухое презрение к французам в кричащих нарядах, разукрашенных перьями и драгоценностями. Радость обретенного наконец мира была омрачена сценой разлуки двух людей – отца и дочери, любивших друг друга, но знавших, что им больше не суждено свидеться. Инфанта заливалась слезами, ее отец, раздавленный горем, не мог шелохнуться.
Сильви не присутствовала при этой душераздирающей сцене и не видела, как Анна Австрийская пытается утешить будущую невестку, демонстрируя сострадание и понимание. Вместе с другими дамами, предназначенными для свиты Марии-Терезии, она ждала в покоях королевы-матери церемонии представления. В отсутствие герцогини де Бетюн, которая, захворав, не смогла покинуть Париж, Сильви впервые должна была исполнять роль придворной дамы, ответственной за одевание королевы, которую некогда с таким блеском исполняла Мария де Отфор. Сильви испытывала сильное беспокойство, как актриса-дебютантка перед первым своим выходом на сцену.
Призвав на подмогу фрейлину, герцогиню де Навай, и двух «девушек» – мадемуазель де Ла Мот-Отанкур и дю Фуйю, она занялась спальней, в которой инфанте предстояло провести первую свою ночь на французской территории (и последнюю девичью ночь). В стараниях придать комнате как можно больший уют помогла взаимная симпатия, сразу же возникшая между ней и фрейлиной. Сюзанна де Бодеан была ровесницей Сильви: ей тоже исполнилось 35 лет; пробыв женой Филиппа де Навая уже 9 лет и родив сына, она осталась полной энергии откровенной молодой женщиной, любезной с теми, кто был ей по душе, и суровой с прочими, в целом же приветливой, хотя, возможно, и излишне строгой по части морали.
Муж Сюзанны, близкий родственник герцога де Грамона, служил во флоте и часто уходил в дальние плавания с эскадрами герцога Вандомского. Сюзанна заботилась о безупречности своей частной жизни и не одобряла распущенность своих современников. Собрав поутру батальон девушек-придворных, она обратилась к ним с короткой речью. Девушки услышали, что им доверено служить добродетельной и мудрой особе, выросшей в благородном Эскуриале, а посему пусть не рассчитывают на снисхождение в случае, если не выполнят своих обязанностей или, того хуже, поступятся честью. Нарушительницу будет ждать немедленное изгнание без учета заслуг ее родни. Недаром мадам де Навай приходилась кузиной будущей мадам де Ментенон, известной воспитательнице слабого пола, и росла вместе с ней.
Недовольное выражение молодых лиц свидетельствовало, что подобная программа не может вызвать энтузиазма. Оставшись вдвоем с фрейлиной, Сильви спросила, уверена ли та, что суперинтендантка королевы будет неизменно поддерживать выносимые ею приговоры.
– Я не собираюсь на нее оглядываться. Принцессу Палатин[5] интересует не должность, а титул. Должность она получила в результате длительной борьбы благодаря Мазарини: король помнит о ее неблагонадежности во время Фронды. Будет странно, если она продержится долго. Чем она занята, скажем, в данный момент, почему не приглядывает за всем, как того требует ее должность? Потому что возлежит без дела на подушках в кабинете королевы-матери и твердит, что погибает от жары! Слишком знатная особа, чтобы чего-то от нее требовать, – закончила госпожа де Навай с безжалостной улыбкой.