Устал рождаться и умирать - стр. 53
Куда бы он ни отправлялся с проверкой, обхождение мне выказывали самое высокое: намешивали самый лучший корм, поили чистой ключевой водой, расчесывали костяным гребешком, насыпали на ровном месте мелкого белого песка, чтобы я мог покататься вволю. Народ знал: такое отношение к ослу уездного очень приятно ему самому. Подольститься ко мне, как говорится, развеять выпущенные мной, ослом, газы [82], было все равно что прогнуться перед моим седоком. Славный малый был этот уездный, предпочитал передвигаться на осле, а не на машине. Во-первых, экономия бензина, во‑вторых, ему часто приходилось инспектировать места добычи железной руды в горах, а туда можно добраться если не на осле, то лишь пешком. Но я, конечно, понимал, что главной причиной его отношения ко мне была глубокая привязанность к нашему брату, укоренившаяся в нем за долгие годы торговли ослами. У некоторых мужчин глаза загораются при виде красотки, а уездный начинал потирать руки, завидев доброго осла. Неудивительно, что его расположение завоевал я – и копыта белоснежные, и по уму человеку не уступлю.
С тех пор как на мне стал ездить начальник уезда, потеряла всякий смысл и уздечка. Благодаря уездному упрямый, кусачий осел со скверной репутацией за короткий срок превратился в безропотного и послушного, умного и сообразительного – просто чудо. Секретарь уездного, малый по фамилии Фань, как-то сфотографировал начальника, когда он верхом на мне инспектировал рудник, написал небольшую статью и отправил в провинциальную [83] газету, где ее опубликовали на видном месте.
Однажды во время путешествий с уездным я встретил Лань Ляня. Он спускался по узкой горной тропинке с двумя корзинами железной руды на коромысле, а мы поднимались в гору. Завидев меня, Лань Лянь скинул коромысло, куски руды высыпались и покатились вниз по склону.
– Ты что творишь? – рассердился уездный. – Руда на вес золота, нельзя терять ни куска! Полезай вниз и доставай.
Лань Лянь, по всей видимости, не слышал ни слова из сказанного. С горящими глазами он подбежал и обнял меня за шею:
– Черныш, Черныш, дружище, наконец-то я нашел тебя…
Уездный узнал в Лань Ляне моего бывшего хозяина, обернулся к секретарю Фаню, который сопровождал нас на дохлой кляче, и знаком предложил разобраться. Тот все понял, соскочил с лошади и оттащил Лань Ляня в сторону:
– Ты что? Это же осел начальника уезда.
– Это мой осел, мой Черныш. Он с рождения остался без матери, моя жена выкормила его рисовой каткой. Он у нас в семье самое дорогое.
– Пусть он действительно ваш, но, если бы не начальник уезда, его давно бы уже пристрелили и съели. Теперь он на ответственной работе, возит начальника, экономит стране издержки на использование джипа. Уездный начальник без него как без рук, и ты должен радоваться, что твой осел играет такую важную роль.
– Какое мне дело, – не сдавался Лань Лянь. – Осел мой, и я забираю его домой.
– Лань Лянь, дружище, – вмешался уездный, – времена нынче чрезвычайные, и этот осел, который по горам ходит как по равнине, оказывает мне немалую помощь. Так что давай считать, что я взял его у тебя на время. Когда большой скачок закончится, сразу верну. А за время аренды власти выплатят тебе соответствующую компенсацию.
Лань Лянь собирался сказать что-то еще, но к нему подошел ганьбу из народной коммуны, оттеснил на обочину и прошипел: