Устал рождаться и умирать - стр. 51

Я тихонько приближался, осторожно ступая, затаив дыхание и изо всех сил стараясь не зазвенеть колокольчиком. Этот колокольчик, который повесил мне на шею увечный герой войны, добавлял солидности, а иногда и неприятностей. Когда я мчался по дороге, его звон возвещал приближение героя-осла; но из-за него трудно было оторваться от преследователей.

И он все же зазвенел. Оба мула – а они были на голову выше меня – вскинули головы. Они сразу поняли, зачем я здесь, и стали угрожающе притопывать передними копытами и пофыркивать в мою сторону, предупреждая, что не стоит вторгаться на их территорию. Но как я мог отступить, когда замечательная еда – вот она, перед глазами! Я оценил обстановку: черный, что постарше, запряжен и напасть на меня у него вообще не получится, а тот, что помоложе, на длинной привязи, взнуздан, с путами на ногах и тоже особой опасности не представляет. Так что до корма добраться можно, нужно лишь увертываться от их зубов.

Раздраженным ржанием мулы пытались отпугнуть меня. Что беситесь, ублюдки черные, всем еды хватит, что вы все себе да себе! Нынче коммунизм на дворе, что мое – твое, а что твое – мое, чего тут делить. Улучив момент, я разинул рот и рванулся к корзине. Мулы ощерились, забрякали удила. Ах, вы кусаться, ублюдки, – ну, в этом я горазд, куда вам со мной мериться! Проглотив добытый корм, я хватанул запряженного мула, так что у него кусок уха отлетел на землю. Потом цапнул за шею молодого гаденыша, забив весь рот гривой. И пошло-поехало. С краем корзины в зубах я стремительно попятился. На меня бросился тот, что на привязи. Я высоко взбрыкнул задними ногами, одна нога повисла в воздухе, другая угодила ему прямо в нос. От боли тот сначала свалился на землю, а потом, зажмурившись, стал ходить кругами, пока совсем не запутался в вожжах. А я в это время торопливо уминал корм. Но все хорошее длится недолго: из одного из дворов, громко крича, выбежал возчик – синий кушак на поясе, бич в руке. Я жевал изо всех сил, а он летел на меня, размахивая бичом. Тот щелкал у него в руках и извивался, как змея. Кряжистый и кривоногий, так и должен выглядеть хороший возница, да и с бичом умело обращается. Дубина – не страшно, попробуй попади. А бич дело другое: крутится туда-сюда, поди увернись. Если кто им владеет искусно, злого жеребца уложить может. Своими глазами видел однажды, аж оторопь берет. Худо дело, бич все ближе. Хочешь не хочешь, надо давать деру. И я отскочил на безопасное расстояние, не спуская глаз с корзины. Возница за мной, я отбежал еще. Он остановился, я тоже, но продолжал коситься на корзину. Увидев, что мулы изранены, он принялся ругаться на чем свет стоит.

Мол, будь ружье, с одного выстрела положил бы меня. Ох, и повеселил же! «Иа, иа», – заревел я, в том смысле, что если бы не бич, я бы тебе голову прокусил. Он, похоже, понял, что я имел в виду, – видимо, догадался, что я и есть тот самый злой осел, что покусал уже немало людей. Он и бич не опускал, и ближе подходить не решался, а только оглядывался по сторонам, явно ища подмогу. Понятно: и побаивается, и поймать хочет.

Вдали показались рассыпавшиеся веером люди. По запаху я понял, что это гонявшиеся за мной все эти дни ополченцы. Наесться я успел лишь наполовину, но кус такого славного корма шел за десять, сил прибавилось, да и боевой дух окреп. Не выйдет у вас окружить меня, болваны двуногие.