Условности - стр. 22
Галлюцинации и навязчивые фантазии принимают порой самые причудливые формы. Бродя от дома к дому и неизменно терпя неудачу, Генри пришел к мысли, что хотя его Фиби, возможно, и не скрывается на одной из ферм, куда он заходил, она все же где-то поблизости и слышит его зов. Поэтому от терпеливых расспросов он перешел к призывам, его печальные вопли оглашали по временам тихие равнины и гряды холмов; тонкий голос Генри разносился гулким эхом: «О-о-о! Фиби! О-о-о! Фиби!» Безумные крики эти звучали так жалобно, что многие фермеры и пахари даже издали узнавали их и говорили: «Вот идет старый Райфснайдер».
И вот еще что смущало Генри: за минувшие годы он не одну сотню раз обошел всю округу, снова и снова заглядывая в каждый дом, и теперь не знал, куда ему податься. Он уже не намечал, где будет искать жену, кого расспрашивать о ней. Больше всего мучений доставляли ему перекрестки, где сходились две, а то и три дороги, ведущие в разных направлениях. Генри приходил в замешательство, сделать выбор становилось со временем все труднее. Разрешить эту сложную проблему помогла ему новая безумная фантазия. Призрак Фиби, а может быть, какой-то добрый дух, божество природы, ветра или воздуха подскажет, куда идти. Если встать на скрещении дорог, зажмуриться, трижды повернуться на месте и дважды прокричать: «О-о-о! Фиби!», а затем бросить трость прямо перед собой, она точно укажет путь к жене; должно быть, одна из тех таинственных сил направит ее полет и заставит упасть! И какое бы направление ни указала трость, даже если, как нередко и случалось, ему приходилось возвращаться той же дорогой, по которой он только что пришел, или идти через поля, старый Генри не настолько повредился рассудком, чтобы не дать себе времени продолжить поиски, прежде чем снова начать громко звать Фиби. Видения уверяли его, что когда-нибудь он непременно ее найдет. Бывало, у него болели стертые ноги, по временам нападала слабость, случалось ему останавливаться, чтобы вытереть изборожденный морщинами лоб в часы зноя или зябко похлопать себя по плечам на морозе. Иногда, бросив трость и обнаружив, что она указывает туда, откуда он минуту назад пришел, Генри устало, с философским терпением качал головой, будто размышлял о непостижимой воле Провидения или о злом роке, а затем торопливо пускался в путь. В конце концов его странную, нескладную фигуру стали узнавать в самых отдаленных уголках трех или четырех округов. Старый Райфснайдер вызывал жалость. Слава его была велика.
Недалеко от маленького городка под названием Уотерсвилл в Грин-Каунти, милях в четырех от этого скромного центра деловой жизни, была густо заросшая деревьями скала, известная в тех местах как Ред-Клифф; обрывистый склон ее, отвесная стена из красного песчаника, наверное, в сотню футов высотой, нависал над лежавшей далеко внизу (в полумиле, а то и больше) долиной, где простирались тучные поля кукурузы и фруктовые сады. С противоположной стороны к обрыву вел пологий косогор с леском из берез, карий и ясеней, который причудливо пересекали под разными углами следы тележных колес. Старый Райфснайдер так привык теперь к открытым просторам, что в погожие дни имел обыкновение устраиваться на ночлег в таких рощицах, как эта, и поджаривать себе бекон или варить яйца у подножия какого-нибудь дерева, прежде чем улечься спать. Временами неглубокий беспокойный сон его обрывался, едва начавшись, и Генри шел всю ночь. Но куда чаще, разбуженный лунным светом, резким шелестом ветра в листве или любопытным ночным зверьком, сидел и размышлял, а после продолжал свои поиски под луной и во тьме. Странное, полудикое, свирепое с виду, но совершенно безобидное создание, он испускал вопли на безлюдных скрещениях дорог, глядел на темные дома с закрытыми ставнями и брел туда, где надеялся отыскать свою Фиби.