Размер шрифта
-
+

Управляемое сердце: коммерциализация чувств - стр. 4

. Во время посещения клиники Akanksha в индийском Ананде я смогла побеседовать с несколькими бедными индианками – суррогатными матерями о том, что они чувствуют, сдавая свое чрево иностранцам. Все они остро нуждались в деньгах, но каждая из женщин по-разному подходила к своему опыту. Одна суррогатная мать, жена продавца овощей и мать двоих собственных детей, сказала мне: «Мадам доктор сказала нам воспринимать наши утробы как носителей, и я так и делала. Но я стараюсь не слишком привязываться к ребенку, которого вынашиваю. Я напоминаю себе о моих собственных детях». Другие пытались «не думать об этом». Еще одна женщина, вынашивающая ребенка для дружественной индийской клиентки, установила с генетической матерью отношения «старшей и младшей сестер» и рассматривала ребенка, которого она вынашивала, как своего собственного и потому видела его как большой дар «старшей сестре». Если филиппинская няня занималась эмоциональным трудом привязывания себя к американским детям, которые не были ее собственными, индийская коммерческая суррогатная мать занималась сложной работой по отстранению себя от ребенка, который был ее собственным.

Исследуя отношения, погружающие работников в водоворот глобальной экономики – и не только, – мы можем применить перспективу, описанную в этой книге. Бортпроводники, коллекторы и все остальные, которых я описала на этих страницах, могут узнать себя в жизнях миллионов других на множестве рабочих мест во всем мире.


Сан-Франциско,

октябрь 2011

Предисловие к первому изданию

Думаю, что мой интерес к тому, как люди управляют эмоциями, начался с того момента, как мои родители поступили на дипломатическую службу. В возрасте двенадцати лет мне случилось обходить гостей с тарелкой с арахисом и смотреть на их улыбки: улыбки дипломатов могут иначе восприниматься, если взглянуть на них снизу, а не смотреть прямо в лицо. После этого я часто слушала, как мама и папа интерпретируют различные жесты. Скупая улыбка болгарского эмиссара, взгляд в сторону китайского консула или долгое рукопожатие французского атташе по экономике, как я выяснила, передают сообщения не только от человека к человеку, но от Софии – Вашингтону, от Пекина – Парижу и от Парижа – Вашингтону. Кому я передавала арахис, думала я, человеку или актеру? Где заканчивался человек и начиналась актерская игра? Какое отношение было у человека к игре?

Когда несколько лет спустя я училась в Беркли, на меня произвели большое впечатление работы Чарльза Райта Миллса, особенно одна глава в его «Белом воротничке» под названием «Большой торговый зал», которую я читала и перечитывала, как я теперь понимаю, в поисках ответов на свои безответные вопросы. Миллс утверждает, что, когда мы «продаем нашу личность» в ходе продажи товаров или услуг, мы втягиваемся в процесс настоящего самоотчуждения, который получает все большее распространение среди трудящихся в развитых капиталистических системах.

В этом была доля истины, но чего-то не хватало. Миллс, похоже, предполагал, что для того, чтобы продавать личность, достаточно ее просто иметь. Однако то, что у тебя есть личность, еще не делает из тебя дипломата, как не делает из человека атлета то, что у него есть мускулы. Не хватало чувства активного эмоционального труда, которым сопровождается эта продажа. Этот труд, как мне казалось, мог быть одной из частей полной четких закономерностей, но невидимой эмоциональной системы – системы, состоящей из индивидуальных актов «эмоциональной работы», социальных «правил чувств» и огромного разнообразия интеракций между людьми в частной и общественной жизни. Я хотела понять общий эмоциональный язык, из которого дипломаты владели только одним диалектом.

Страница 4
На следующую страницу