Улица свежего хлеба - стр. 7
Тени от дрожащего неонового света скользят по его жесткому лицу, выхватывая оскал – не улыбку, а оскал доминанта. Его пальцы ритмично барабанят по собственному бедру, будто отбивая такт её падения.
– Почему бы тебе не подойти сюда, – голос у него густой, как патока, с примесью гравия – в нём и приказ, и мольба. – И не сделать это?
Забава замирает. Музыка глохнет в ушах. Только стук собственного сердца – бум-бум-бум – и предательская влага между ног, выдающая её вопреки всему.
Она делает шаг. Ещё один. Колени подкашиваются, когда она опускается перед ним, в полуметре от греха. Его запах – дорогой парфюм, табак и что-то сексуальное – заполняет лёгкие.
– Это всего лишь танец… – врёт она себе мысленно, но пальцы уже впиваются в его колени, тело само тянется к теплу.
Тимур вдыхает резко, видя, как её зрачки расширяются. Он знает. Всегда знал.
Тени играют на её лице, выдергивая каждый стыдливый румянец, каждый предательский вздох. Её глаза – два тёмных огонька, в которых горит запретное желание, – встречаются с его взглядом, и даже он, циничный и расчётливый, на мгновение теряет дар речи. Бюстгальтер, кружевной и хрупкий, как её последние попытки сопротивляться, едва скрывает учащённое дыхание. Нижнее бельё – красное, как мысли – уже влажное от стыдливого возбуждения. Она приближается, и каждый шаг – капитуляция.
Томно, словно под гипнозом, она опускается на его бёдра. Жаркое тепло проникает сквозь тонкую ткань его брюк, и она чувствует его жесткость – он уже готов. Её бёдра начинают двигаться сами, плавные, как волны, гулливые, вольные, накатывающие на берег его желаний.
Рука мужчины скользит вверх по её ноге, пальцы впиваются в нежную кожу бедра – властно, без права на отказ. Она вздрагивает, но не отстраняется.
Его вторая рука скользит по её другой ноге, движения – горячие, настойчивые, как языки пламени, выжигающие безмолвную мятежность. Каждое его прикосновение оставляет след, будто раскалённый металл на дышавшей влагой коже.
– Тебе не нравится, когда я тебя трогаю? – густой голос с небольшим придыханием, в нём – вызов и насмешка. Он знает ответ. Знает, как она трепещет под его пальцами.
Забава не может подавить рвущийся наружу вздох. Её бёдра непроизвольно подаются вперёд, ища большего контакта, даже когда слова говорят обратное.
– Клиенты не должны прикасаться, – она прерывается, словно натянутая струна перед тем, как лопнуть.
Тимур яростно прижимает девушку к себе, и она чувствует его твердь под тканью – наглую, требовательную. Его бёдра движутся похабно, нарочито, заставляя её содрогнуться. Она ненавидит его. Ненавидит, как её тело отвечает – ему.
Он скользит ниже, сжимая её аппетитные ягодицы, прижимая ещё ближе. Шёпот в ухо почти шелестит:
– Ты чувствуешь, как я тебя хочу? Как ты нравишься мне вот такая… беспомощная?
Забава зажмуривается, но её бёдра уже изменнически отвечают на его легкие толчки. Он наблюдает, как розовые губы слегка приоткрываются в немом желании, и его усмешка становится шире.
– Ты уже на полпути, – пальцем рисует вверх по ее животу, оставляя за собой горячий след, пока не останавливается у крючка бюстгальтера. – Может быть, ты доведешь меня до конца, если снимешь его?
Он расстегивает переднюю часть, и шелковистая ткань чуть приоткрывается, обнажая намек на кожу. Она делает вид, что сопротивляется, но ее руки сами тянутся за спину – неторопливо, томно, будто играя в игру.