Улица свежего хлеба - стр. 17
Теперь…
Скрипучий стул под ним кренился на неровном полу. Гребенкин морщился, вдыхая затхлый воздух подвала. Где-то за стеной булькала канализация, напоминая, что трубы здесь не меняли со времён СССР.
На столе, рядом с дешёвым ноутбуком, замерла тараканья процессия. Насекомые бесстрашно обследовали бумаги, будто понимали – в этом подвальном царстве они настоящие хозяева.
Гребенкин резко хлопнул ладонью по столу.
– Чёртово гетто!
Его новый офис. Его выбор. Его падение.
Пять этажей жилой обыденности давили сверху, как немой укор. А где-то в центре города, в стеклянной башне, жила его прежняя жизнь – та, которую он променял на одну роковую ошибку.
Хлипкий скрип китайской двери заставил Гребенкинa резко поднять голову. В проём, с трудом протискиваясь, вплыл Шаров – его новый "напарник".
Уволить его. Сейчас же.
Мысль пронеслась раскалённой иглой по вискам. Но Гребенкин лишь сжал челюсти, заставив лицо остаться каменной маской.
– Ну что скажешь? – голос прозвучал ровно, будто сквозь зубы пропускали пар.
Шаров бессильно пожал плечами, его взгляд уполз в пол.
– У них все условия. Так что шансов нет.
– Жадная скотина, – Гребенкин плюхнулся в кресло, которое тут же жалобно заскрипело.
Шаров прислонился к стене, будто ноги больше не держали.
– Думаю, это финал.
В его голосе звучало то самое – осознание краха.
– Не знаю, почему я тебе поверил, – Шаров поднял глаза, и в них читалось что-то похожее на ненависть. – Нас могут внести в чёрные списки. Уже собирается межведомственная комиссия.
– Слюни подбери! – Гребенкин резко ударил ладонью по столу, заставив бумаги взметнуться в воздух. Его кресло с визгом откатилось назад. – Скаловы уже насквозь прогнили от денег и власти. Скоро весь город почувствует этот смрад!
Он откинулся на спинку кресла, нервно проведя пальцами по тёмным, уже начавшим седеть у висков волосам. В горле стоял ком – смесь ярости и давней, неутолённой мести.
– И тогда… – его голос внезапно стал тише, но от этого только опаснее, – …тогда всё перевернётся.
Гребенкин резко указал рукой в сторону окна, где за грязными стёклами виднелось соседнее здание на Щербанева.
– Они больше не будут восседать в своих стеклянных башнях, свысока глядя на этот город. – В уголке его рта дрогнула скула. – Они будут стоять на паперти, выпрашивая милостыню.
На стене тикали дешёвые китайские часы, отсчитывая секунды до неотвратимого, как верил Гребенкин, будущего.
Шаров зажмурился, втягивая носом спёртый воздух подвала.
– Что ты задумал, Гриша?
Гребенкин фыркнул, будто перед ним сидел не соратник, а назойливый комар.
– То, что следовало сделать уже давно.
Шаров автоматически потянулся к галстуку, ослабляя узел. Стрелки часов показывали полдень, но в горле уже першило от желания залить это всё алкоголем.
– Я десять лет наблюдал их кухню изнутри, – Гребенкин встал, заложив руки за спину. – Они прикарманивают лучшие проекты, покупают голоса… И всё это – под громкие речи о рыночной эффективности.
Он резко развернулся, тень от его фигуры легла на Шарова.
– Но знаешь, в чём их слабое место? Они всегда предлагают всего на пару процентов больше конкурентов. – Гребенкин щёлкнул пальцами перед самым носом напарника. – На волосок от края.
На стене капал конденсат, ритмично отсчитывая секунды.
Шаров медленно открыл глаза: