Тысяча поцелуев, которые невозможно забыть - стр. 18
Вот только спать рядом с Поппи становилось все труднее и труднее. Мне уже исполнилось пятнадцать, и мои чувства к ней изменились. Я и смотрел на нее иначе. И с ней происходило то же самое. Мы целовались все больше и больше, и поцелуи уже не были невинными, а наши руки забирались в такие места, куда им забираться не следовало. И нажать на тормоз бывало все труднее. Я хотел большего. Я хотел мою девушку всю, целиком.
Но мы были слишком молоды и знали это.
Вот только легче от этого не становилось.
Поппи пошевелилась.
– Думала, ты уже не придешь сегодня. Ждала-ждала, а ты все не приходил и не приходил, – сонно проворчала она, убирая волосы с моего лица.
Я взял ее руку, приник губами к ладони.
– Долго проявлял пленку. И родители вели себя как-то странно.
– Странно? Это как? – спросила Поппи, придвигаясь ближе и целуя меня в щеку.
Я покачал головой.
– Ну, не знаю… странно. По-моему, что-то происходит, но они не говорят, не хотят, чтобы я беспокоился.
Поппи озабоченно нахмурилась. Я сжал ее ладонь и, вспомнив про подарок, протянул руку и взял с тумбочки фотографию, которую вставил дома в простенькую серебряную рамку. Потом коснулся пальцем иконки фонарика на телефоне и повернул рамку так, чтобы ее было лучше видно.
Поппи тихонько ахнула, и ее лицо осветилось улыбкой. Она взяла фотографию, провела пальцем по стеклу и, полюбовавшись секунду-другую, поставила на тумбочку.
– Мне нравится.
Поппи приподняла одеяло, и я придвинулся поближе, положил руку ей на талию и принялся целовать ее щеки и шею. В какой-то момент мои губы коснулись одного местечка под ухом, и она хихикнула и отстранилась.
– Руне! Щекотно!
Я отодвинулся и просунул ладонь между ее руками.
– Ну? – шепотом спросила она, наматывая на палец длинную прядь моих волос. – Что будем делать завтра?
Я закатил глаза:
– Ничего не получится. Папа объявил семейный день, и мы все отправляемся на пляж.
У нее вспыхнули глаза.
– Правда? – Она села. – Обожаю пляж!
Мне стало не по себе.
– Он сказал, поедем только мы одни. Только семья.
– О… – огорченно протянула Поппи и откинулась на подушку. – Я что-то не так сделала? Чем-то провинилась? Твой папа всегда приглашает меня со всеми вами.
– Да нет, нет, – запротестовал я. – В том-то и дело. Говорю же, они странно себя ведут. Папа сказал, что хочет, чтобы мы провели этот день семьей, но мне кажется, тут что-то еще кроется.
– Ладно, – грустно согласилась Поппи.
Я погладил ее по щеке:
– Обещаю, к обеду вернусь. И завтрашний вечер проведем вместе.
Поппи взяла меня за руку. Ее зеленые глаза в тусклом свете лампы казались необыкновенно большими.
– Хорошо.
Я провел ладонью по ее каштановым волосам:
– Ты такая красивая.
Румянец окрасил ее щеки. Я подался к ней, впился губами в ее рот и раздвинул языком ее губы. Поппи чуть слышно охнула и вцепилась в мои волосы.
Я не мог оторваться. Чем больше мы целовались, тем жарче становился ее рот. Мои руки скользили по ее голым рукам и опускались все ниже и ниже, к талии.
Поппи повернулась на спину, и моя ладонь скользнула по ее ноге. Я прижался еще теснее и потерся о нее. Поппи мотнула головой, со стоном оторвавшись от моих губ. Но я не остановился и продолжал целовать ее все настойчивее – в щеку, шею, плечо. Моя рука забралась под сорочку, и пальцы ритмично поглаживали мягкий низ ее живота. Она потянула меня за волосы и, развернувшись, обвила меня ногой. Я глухо застонал и, потянувшись, захватил ее рот. Наши языки столкнулись, и моя рука двинулась вверх.