Тысяча поцелуев, которые невозможно забыть - стр. 20

Я посмотрел на него, и он виновато отвел глаза.

Все стало ясно.

Так вот почему мы поехали на пляж. Вот почему он хотел, чтобы мы были одни. Вот почему не разрешил взять с собой Поппи.

Сердце как будто пустилось вскачь. Лежавшие на столе руки задрожали. Мысли бросились врассыпную. Нет, они этого не сделают… не могут… Я не хочу!

– Нет! – бросил я. Вышло громко, и сидевшие за соседними столиками посмотрели в нашу сторону. – Я никуда не поеду. Я не оставлю ее.

Я с надеждой повернулся к маме, но она опустила глаза. Я вырвал руку из-под ее ладони.

– Мама? – В ответ на мою мольбу она покачала головой.

– Мы – семья, Руне. Мы не можем расставаться на такой долгий срок. Нам всем нужно поехать с папой. Мы – семья.

– Нет! – крикнул я и, отодвинув стул, вскочил и сжал кулаки. – Я не оставлю ее! Вы меня не заставите! Наш дом – здесь! Вы не заставите меня вернуться в Осло!

– Руне! – Папа тоже поднялся и протянул руки. – Успокойся.

Но я уже не мог находиться с ним рядом и, повернувшись, выбежал из ресторана и повернул к пляжу. Солнце спряталось за темными тучами, холодный ветер гнал по берегу песок. Я бежал к дюнам, и колючие зернышки били в лицо.

Гнев и злость бушевали во мне, норовя вырваться наружу. Как они могли так поступить со мной? Они же знают, что мне не жить без Поппи.

Дрожа от злости, я забрался на самую высокую дюну и упал на вершине. Надо мной расстилалось серое, сумрачное небо. Жить в Норвегии без Поппи? Не быть с ней рядом? Не держать ее руку? Не целовать ее губы? От одной этой мысли меня едва не стошнило. Нет, невозможно.

Горло перехватило – ни вдохнуть, ни выдохнуть.

Мысли метались в поисках выхода. Что можно сделать, чтобы остаться? Но хватаясь то за один, то за другой вариант, я понимал, что отца не переубедить. Если он решил для себя что-то, то уже не отступится. Мне придется поехать с ними – выражение на его лице ясно показывало, что другого варианта нет. Они разлучали меня с моей девушкой, моей половинкой. И я ничего не мог с этим поделать. Будь оно проклято.

Кто-то поднимался на дюну. Конечно, это был он, мой отец. Он сел рядом. Я отвернулся к морю. Не хотел его видеть. Не хотел даже замечать.

Какое-то время мы молчали, потом я спросил:

– Когда мы уезжаем?

Я почувствовал, как он напрягся, и искоса взглянул на него. Отец смотрел на меня с жалостью и сочувствием, и от этого мне сделалось еще хуже.

– Когда?

Он вздохнул и опустил глаза.

– Завтра.

Мир замер.

– Что? – не веря своим ушам, прошептал я. – Как так? Это невозможно.

– Мы с твоей матерью узнали обо всем месяц назад, но решили ничего не говорить до самого последнего дня. Знали, что тебе это не понравится. Мне нужно быть на работе, в Осло, уже в понедельник. Со школой вопросы улажены, документы перешлют в твою новую школу. Твой дядя подготовит дом к нашему возвращению. Моя компания наняла рабочих – они придут к нам уже завтра, – и вещи отправят в Норвегию морем.

Я посмотрел на отца и впервые в жизни почувствовал, что ненавижу его. Меня просто тошнило от злости. Я стиснул зубы и отвернулся.

– Руне, – мягко сказал отец и положил руку мне на плечо.

– Не трогай меня, – прошипел я, отворачиваясь. – Никогда больше не прикасайся ко мне и не заговаривай со мной. Я никогда – никогда! – не прощу тебя за то, что ты разлучил меня с ней.