Тяжёлая корона - стр. 17

Papa посмеивается.

– Значит, я так говорил?

– Да.

– Я рад, что ты слушал, mio figlio. Я думал, что поучаю Данте. Мне всегда казалось, что он займет мое место.

– Так и будет, – говорю я, неуютно ерзая на стуле.

– Возможно, – говорит papa. – Думаю, он предпочел любовь семье и бизнесу. И эта любовь тянет его в другом направлении.

– Он вернется, – говорю я. – Он же вернулся из армии.

Papa издает глубокий вздох. Он не притронулся к еде.

– Когда Данте заключил контракт, я понял, что ему не быть доном, – говорит отец.

– Значит, твое место займет Неро.

– Неро великолепен. И безжалостен, – соглашается papa. – Но он одиночка, и всегда таким был.

Раньше я бы с этим согласился – что Неро суждено быть одиноким волком. Но затем он удивил меня тем, что влюбился.

– Похоже, он серьезно увлечен Камиллой, – замечаю я.

– Камилла – его вторая половина, – говорит papa. – Anime gemelle. – Родственные души.

Я отвлекаюсь на салат, чтобы не смотреть на отца.

Я страшусь того, что он хочет сказать.

Мы сидим на крыше под ароматными тяжелыми гроздьями винограда сорта «Изабелла». Даже в разгар лета густые листья укрывают стол в прохладной тени.

Мы едим из тяжелых оловянных тарелок, которые моя прабабушка привезла с родины. Для наших бесконечных трапез на крыше бедной Грете приходится таскать их по лестнице вверх и вниз. Но она никогда не жаловалась, а когда мы пытались помочь, лишь закатывала глаза. Она говорит, что лень – единственный грех, а работа сохраняет молодость.

Возможно, поэтому мой отец так постарел.

– Я построил эту империю, – тихо произносит papa. – Так же, как мой отец, и его отец. Каждое поколение преумножает ее, увеличивая наше благосостояние и власть. Теперь мы владеем этим городом вместе с Гриффинами. Майлз связывает наши семьи воедино. Он гарант того, что наше будущее тесно переплетено.

Отец замолкает, чтобы перевести дыхание. Он задыхается от долгих речей.

– Но не думай, что мы в безопасности, Себастиан. Все династии кажутся неуязвимыми, пока не падут. Всегда есть что-то, что подкапывает фундамент. Опасность, цепляющаяся за стены. Никогда не знаешь, как сильно разрушена твоя крепость, пока она не начнет рассыпаться вокруг тебя.

– Мы преодолели уже сотню опасностей, – говорю я.

Мой отец тянется через стол, чтобы накрыть мою ладонь своей. Его пальцы все такие же крупные и крепкие, но рука холодная, от нее не исходит тепло.

– Пути назад нет, – говорит он, пристально глядя мне в глаза своими блестящими глазами. – У нас не бывает ни сокращения, ни пенсии. Мы должны удерживать власть, или наши враги нас уничтожат. Если крепость рушится… ничто не сможет нас защитить. Шакалы прибегут, чтобы перестрелять нас по одному. Все старые враги. Все старые обиды. Они нас настигнут.

– А вы, я смотрю, сегодня в духе! – говорит Грета, пытаясь разрядить обстановку. – Никто за нами не придет.

– Мы же все время движемся в сторону легализации, – говорю я papa. – Уже вскоре мы станем как Кеннеди или Рокфеллеры – все наше криминальное прошлое будет скрыто под нашим законно нажитым богатством.

Мои слова ничуть не успокаивают papa. Его пальцы крепко сжимаются вокруг моей ладони. Сильнее, чем я ожидал.

– Возможно, мы и легализуемся, но никогда не размякнем, – произносит отец. – Пообещай мне, Себастиан.

– Обещаю, – говорю я, сам толком не понимая, на что именно соглашаюсь.