Ты слышишь? - стр. 2
Она обратилась, повысив голос. На поведении мужчины это никак не отразилось.
– Мое имя Освальд, – изрек он и, точно поставил точку.
Фетль слушала. Вкус чая был настолько противным, что она отставила кружку.
– И… что же случилось?
– У меня умер отец, – продолжил мужчина в пальто.
– Примите мои соболезнования, – она пожала плечами, не зная, чем продолжить разговор.
– Благодарю, – ответил Освальд. – Но я пришел получить от вас нечто большее.
Фетль взяла ручку и принялась вращать ее между пальцами. Даже разговоры с неугомонными родителями проходили в более радужных тонах. Сейчас она чувствовала, словно ее испытывали.
– Мой отец отучился в этой школе всего четыре года, – продолжил Освальд. – Потом его позвали на войну. Но он не воевал.
– Почему же?
– Он попал в плен, когда немецкие войска захватывали Польшу.
– Вы… поляк? – спросила Мария Александровна. – Точнее… вы или ваши предки были из Польши?
– Да. Вы верно догадываетесь. Плюс мое имя не подходит к русской культуре. Я считаю себя поляком, потому что мать и много других родственников до сих пор живут в Польше. Но мой отец никогда не был поляком. Он родился в Новороссийске, дал мне русское образование, и… так получилось, что я свободно говорю на двух языках, имею два паспорта и живу на две страны.
– Ваш отец прошел войну? У него, наверное, есть звание?
– Нет. К сожалению, он не прошел войну. Он попал в плен. Потом бежал. Снова попал в плен. И снова сбежал. Он бежал от немцев трижды, и всякий раз, когда он совершал побег, немецкий лагерь горел.
– То есть…
– Сгорал дотла, – пояснил Освальд. – От него ничего не оставалось. Только выжженное место и все.
– Он имел к этому…
– Я уверен. Он был необычным человеком. Что-то было в его руках… Но я не знаю, что.
Он помолчал. Фетль медленно переваривала события. После чтения сочинений о матери, истории про войну и ее персонажей почти не захватывали ее. Они смотрелись, как бред ненормального.
– Своими руками он мог зажечь огонь, – Освальд поднял голову выше. Его глаза впервые за этот длинный промежуток времени сместились на другую точку. – Он мог остановить ветер. Он многое, что мог. Но совсем недавно его не стало.
Фетль выпрямилась на стуле, и только сейчас заметила, что ручка исчезла меж ее пальцев. Она окинула стол в поисках предмета. Ручки нигде не было. И тогда она вновь посмотрела на Освальда.
– Да… я… – в растерянности она замешкалась. – Чем я могу вам помочь? Вы говорили, что хотели что-то попросить. Хотя я даже не догадываюсь, чем могу помочь вам, не имея денег, и занимая пост обычного завуча общеобразовательной школы?
– Вы можете все, – заверил он.
При этих словах Фетль испытала чувство тревоги. Ее пальцы так и сжались в тесных туфлях.
– То есть? – она развела руками. – Я не понимаю.
– Как я уже говорил, мой отец учился в вашей школе четыре года. И ему здесь нравилось. Это место расположено на холмах… – Освальд повернулся к окну, откуда виднелся гребень горы. – Он любил эти холмы. И он наказал мне, во что бы то ни стало, вернуться сюда после его смерти. Мой отец хотел, чтобы здесь прошла поминальная служба по его…
– Что? – глаза Фетль выкатились на лоб. – Постойте, постойте! Вы понимаете, что это школа? О какой поминальной службе может идти речь?! Здесь учатся дети! Здесь проводят занятия и факультативы даже в воскресенье. Если родители узнают, что в школе проходят поминки… Я… Я не знаю, что дальше будет.