Ты — моя пара! - стр. 27
— Болит.
— До свадьбы заживет, — улыбается своей шутке. — Никогда не понимал этой поговорки, — фыркает и продолжает меня кормить. Заканчивает с обедом и пододвигает стул вплотную к моему. — Женя, родная, надеюсь, мы поняли друг друга? И ты не станешь ставить мелкие обиды выше нашей любви и нашего будущего, договорились?
Теплая ладонь гладит мою спину и притягивает к себе, вынуждая положить голову на мужское плечо.
— Конечно.
Хочется выть от отчаяния. Невольно вспоминаю разговор с девчонками. Предостережение, высказанное Леной, мне казалось таким глупым и далеким. Ведь в нашей голове плохое случается с кем угодно, но только не с тобой.
— Все же не нравится мне рука. Переоденемся, и я отвезу тебя, пусть посмотрят.
Герман не оставляет меня ни на секунду. Я ощущаю себя куклой. Усаживает на кровать, сам же стягивает домашние штаны и футболку, переодевается в рубашку и брюки. Помогает мне обуться, выбрав для меня балетки.
Мы входим в приемный покой, Милосердов держит меня за руку, переплетая наши пальцы. Обаятельно улыбается медсестре:
— Есть кто-нибудь, кто сможет посмотреть руку моей невесте?
— Вам придется подождать. — Девушку не подкупает лучезарная улыбка, она указывает на стулья вдоль двух стен. С обеих сторон сидят люди, ожидая приема.
— Вы не поняли, нам срочно. — Я вижу, как красная купюра, свернутая вчетверо, ложится у стационарного телефона.
Девушка накрывает карточкой деньги:
— Сейчас уточню, есть ли у доктора свободная минутка. Вы присаживайтесь.
— Потерпи, родная, нас быстро примут.
Крепкие объятия стискивают мои плечи. Мужские губы целуют волосы, а я замечаю свое отражение в обшарпанном зеркале напротив. Обескровленные губы подрагивают. Испуг делает мои глаза еще больше, я всматриваюсь в лица сидящих напротив, ища поддержки и спасения. Герман спокоен, зарывается носом в мою макушку, шепчет:
— Я тебя люблю. Очень сильно люблю. Не забывай об этом.
Слова наполнены большим смыслом, чем простая поддержка и выражение чувств: они обрекают меня.
Спустя десять минут прохлада кушетки отвлекает от боли. Герман просит врача выйти на минуту для разговора, оставляя меня одну в кабинете, выложенном белым кафелем. Возвращаются, врач — мужчина лет сорока пяти — со скрежетом пододвигает металлический стул ближе:
— Показывайте. — Я бережно выпускаю левую руку из объятий. — Ну тут все понятно. А с лицом что? — берет меня за подбородок и разворачивает к свету.
— Я же вам рассказывал, — отвечает за меня Милосердов. — Запнулась о прикроватный коврик. До чего же ты у меня неуклюжая, — произносит с нежностью. — Как вы думаете, бригаду скорой помощи можно вызывать заранее? У нас скоро свадьба, а там столько опасностей, чего стоит первый танец молодых. — Герман источает обаяние.
— Еще где-то травмы?
— Нет, откуда. — Я подтверждаю молчаливым кивком головы слова Милосердова. — Она бы сразу мне сообщила.
— Возможно, ваша невеста находилась в шоке. Боль может прийти не сразу. — Врач выжидающе молчит, давая мне возможность ответить. По его взгляду я понимаю, что он не верит словам Германа.
— Нет, только рука.
— Идемте, отведу на рентген. А вы останьтесь и заполните пока документы.
— Заполню позже. Сейчас главное помочь.
Герман не отстает, идет рядом, подбадривая и обещая, что будет все хорошо — убедительно играет роль заботливого и взволнованного жениха.