Ты будешь моей - стр. 24
— Пап, ты меня совсем за идиота держишь? — налил себе вторую порцию и снова залпом, и плевать, что горло горело, плевать, что на голодный желудок и тот сворачивался от обжигающего действия это гадости, на все плевать. — Думаешь я к ней как к остальным: «привет детка, может ко мне?». Думаешь я не понимаю, что с ней по-другому нужно, что ей нежность нужна, забота?
— А ты ее спросил? — отец выгнул бровь и поддался в перед.
— О чем?
— Нужна ли ей это твоя нежность, больше похожая на игру, а наиграешься и выбросишь.
— Что ты несешь! — шестеренки в моей голове все никак не желали заводиться.
— А ты пошевели мозгами. Все, Матвей, иди, толку от тебя все равно никакого, — махнув рукой, отец встал и молча покинул кабинет, оставив меня в полном недоумении переваривать его слова. Какое нахрен «наиграешься и выбросишь», когда я думаю о ней двадцать четыре часа в сутки, смотрю на нее глазами преданной собаки, да как, мать его, этого можно не видеть.
Посидев еще какое-то время, я обдумал слова отца, а потом сорвался с места. К черту все, пусть не говорит, не смотрит, я должен ее увидеть. В клинику добрался на удивление быстро, словно весь город вымер, дороги пустые, никаких пробок.
Оказавшись в клинике, я обнаружил пустую палату. Испугался сначала, а потом вспомнил, что в это время она должна быть на процедурах, и отлегло. Встав у окна, вгляделся в ясное небо, раздумывая над тем, что ей скажу.
— Что ты здесь делаешь? — внезапный скрип открываемой двери и голос, который я готов был слушать до конца своих дней.
ЛАРА
— Лариана Николаевна, — противный писклявый голос медсестры врезался в уши. Боже, как я ненавидела этот голос, — если вы будете продолжать в том же духе, то все наши старания пойдут коту под хвост, — эта белобрысая стерва даже не пыталась скрывать свою неприязнь по отношению ко мне, я на нее действовала, как красная тряпка на быка, еще бы, она уже, наверное, распланировала свое будущее с Матвеем, которому так усердно строила глазки, и перед которым так удачно выпячивала свои силиконовые буфера.
Может и не силиконовые, конечно, но почему-то хотелось верить, что так оно и есть. О, да, меня она ненавидела, считала меня причиной отсутствия к ней интереса у Матвея. А мне хотелось кричать во все горло: «да забирай на здоровье».
Каково было мое удивление, когда он вернулся после подслушанного разговора, таскался сюда каждый божий день, не появлялся здесь только в те дни, когда здесь бывала Катя. Я просила его уйти, закатывала истерики, кричала, а он словно не слышал меня, и я приняла единственно верное решение, раз он не хотел слышать, я вовсе перестала с ним говорить, молчала, даже не смотрела на него, лишь уголками глаз замечая, как он яростно сжимал кулаки и стискивал зубы до скрежета. А я хотела, чтобы он ушел, потому что не могла больше смотреть на его самоуверенную физиономию. И он ушел, ушел и больше не приходил.
— Мне все равно, — отмахнулась я от девушки, словно от назойливой мухи.
— Лара, вы понимаете, что ведете себя, как ребенок, мы тут вокруг вас скачем, ради вашего будущего, а вы…
Подняв руку, я остановила ее словесный понос.
— Для вас я Лариана Николаевна, не забывайте, пожалуйста, о субординации, — ее снисходительный тон раздражал до искр из глаз, да кто ты такая, очередная безмозглая кукла, которая спит и видит, как пристроить свой зад к кошельку потолще. Пустышка, каких много. — И скачете вы вокруг меня потому, что вам за это хорошо платят, так что давайте называть вещи своими именами. А теперь отвезите меня в палату, пожалуйста, и избавьте меня от своего авторитетного мнения.