Турецкие войны России. Царская армия и балканские народы в XIX столетии - стр. 6

Исследование Манна помогает понять последствия «демократизации» европейского способа ведения войны после Французской революции. Революционная мобилизация превратила в солдат всех мужчин, способных носить оружие, по крайней мере в принципе, и продемонстрировала ужасающий потенциал народной войны, проводимой самим народом и во имя народа29. Столкнувшись с этим явлением, европейские великие державы были вынуждены провести военные реформы, которые в конце концов породили массовые армии, состоящие из вооруженных граждан, сочетавших кратковременную срочную службу с длительным пребыванием в резерве. Тем самым был создан конкретный институт, в рамках которого армия идентифицировалась с народом, по крайней мере с мужской его половиной30. В то же время эти военные реформы поставили на повестку дня вопрос о тех группах населения (на территории вероятного противника или же на своей собственной), которые по различным причинам не могли стать частью данного народа и, соответственно, армии, которая с этим народом ассоциировалась.

Как только народ был переосмыслен как военная сила, военные стратеги перестали рассматривать в качестве нейтрального гражданское население территорий, составлявших театр боевых действий. Опыт Наполеоновских войн, особенно в Испании, части Италии, Германии и России, где французские армии встретили значительное сопротивление со стороны местного населения, заставил военных задуматься о способах нейтрализации потенциально враждебных групп31. Одновременно военные стали стремиться заручиться поддержкой потенциально благорасположенных к армии групп населения. В результате гражданское население вероятных театров военных действий превращалось в потенциальных жертв репрессивной политики военных властей, посредством которой последние стремились обеспечить благоприятную среду для действия армии. Осуществление такого подхода к населению стало возможным благодаря развитию военной статистики в постнаполеоновскую эпоху, характеризовавшуюся так называемым «статистическим бумом»32.

Военные, безусловно, не были единственной профессиональной группой, проявлявшей интерес к статистике населения. На протяжении XIX столетия правительства европейских государств использовали статистическую информацию для определения религиозного, этнического и лингвистического состава своих граждан или подданных, с тем чтобы создать из разнородного населения монолитное национальное сообщество. Эта цель, однако, оказалась гораздо более достижима на западе Европы33. На востоке же старого континента неспособность имперских бюрократий ассимилировать разношерстное население выдвигала на первый план оборонительные соображения военных. Подобно своим французским и немецким коллегам, австрийские, русские и османские военные начали рассматривать всеобщую воинскую повинность как способ укрепить лояльность разнородных категорий населения и даже сформировать общую имперскую идентичность. В то же время отсутствие гарантии успеха подобного предприятия заставляло военных определять заранее те группы населения, которые необходимо было нейтрализовать ввиду их действительной или предполагаемой враждебности к правительству и армии, которая могла иметь фатальные последствия в условиях будущей войны