Турецкие войны России. Царская армия и балканские народы в XIX столетии - стр. 8
Война 1812 года включала в себя партизанские действия, в ходе которых граница между комбатантами и некомбатантами оказалась предсказуемо размытой. Однако эта сторона противостояния с Наполеоном произвела на современников весьма негативное впечатление. Важно помнить о том, что, в отличие от Льва Толстого, большинство офицеров – участников войны 1812 года были далеко не в восторге от «дубины народной войны», поскольку она была несовместима с усвоенными ими представлениями о «регулярной» войне44. В десятилетия, последовавшие за разгромом Наполеона, приверженность офицеров дворянского и аристократического происхождения этим принципам только возросла. Среди поколения 1812 года энтузиастов партизанского действия в духе Дениса Давыдова было немного, а приверженцы «народной войны» и вовсе практически не встречаются вплоть до второй половины XIX столетия. Офицерский корпус царской России в целом особенно долго отказывался признать «народ» в качестве нового фактора современной войны и инициировать переход к современной массовой армии солдат-граждан или принять методы партизанской войны. Однако после того, как поражение в Крымской войне вызвало наконец эту ментальную и институциональную трансформацию, ее последствия оказались более радикальными, чем где-либо в Европе45.
Русско-турецкие войны 1828–1829, 1853–1856 и 1877–1878 годов свидетельствуют об изменении отношения царских военных к понятию «народная война». В первом из этих конфликтов российские командующие стремились предотвратить какие-либо формы «народной войны», будь то со стороны единоверного населения Балкан или со стороны османских мусульман. Несмотря на то что на завершающем этапе войны российскую армию поддерживали ограниченные партизанские отряды, их целью был контроль над местным мусульманским населением, а не провоцирование православных болгар на всеобщее восстание против власти султана. В целом российская политика заключалась в том, чтобы убедить мусульманское население не покидать своих жилищ. Вместо изгнания мусульман российское командование организовало масштабное переселение христианского болгарского населения в причерноморские территории Российской империи с целью обезопасить его от возможного возмездия со стороны османов после заключения мира и вывода российских войск с восточных Балкан.
Спустя четверть века Крымская война выявила уже несколько бо́льшую открытость российского командования идее «народной войны» на Балканах, о чем свидетельствует переписка Николая I со своими генералами. Стремясь компенсировать малочисленность российских войск на нижнем Дунае, царь и его советники рассматривали возможность массовой мобилизации единоверцев, несмотря на то что по-прежнему испытывали неудобство ввиду революционного характера такой меры и в любом случае не смогли ее реализовать. Растущая популярность панславистских идей среди русского офицерства в 1860‑е и 1870‑е годы также способствовала новому определению целей партизанского действия, которое стало рассматриваться как способ провоцирования антиосманского восстания среди балканских единоверцев. Актуальность понятия «народная война» проявилась в планах мобилизации болгар, которые были предложены несколькими русскими генералами в ходе Восточного кризиса 1875–1876 годов, а также в формировании болгарского ополчения накануне Русско-турецкой войны 1877–1878 годов. Парадигма «народной войны» оказала определенное влияние и на планы русского командования, а также на политику военных властей в Болгарии в отношении различных групп местного населения.