Турецкие войны России. Царская армия и балканские народы в XIX столетии - стр. 48
Описание греков также следовало уже расхожим к тому времени стереотипам, сложившимся из сопоставления высоких классических идеалов с реалиями позднеосманской или постосманской Греции. По мнению Энегольма, потомки доблестных воинов и искусных ваятелей «ныне смиренно преклоняют главу под бременем правления Оттоманов». Греческие обитатели Румелии демонстрировали те же легкомыслие, тщеславие, сребролюбие и готовность к распрям и междоусобиям, что и во времена Фемистокла, Перикла и Алкивиада, но не «открытое побуждение к прежней дикой вольности». Привязанность к православию сочеталась в них с остатками языческих обрядов, а «понятие об изящном… побеждаемо бывает наклонностью к упражнениям[,] служащим к обогащению, к удовлетворению корыстных видов». Контролируя практически всю торговлю и промышленность Румелии, греки, по свидетельству Энегольма, боялись быть ограблены и потому скрывали свою собственность. В то же время «Греки Фракии, смиряясь перед Турками, перенося с покорностью все их притязания, обманывают Турок в делах торговых»278.
«Записки» Энегольма были составлены в период, когда русское эллинофильство еще преобладало над панславистскими настроениями. По этой причине автор уделил меньше места болгарам, чем туркам, чьи земли они обрабатывали, или грекам, на чьих заводах они трудились. В то время как болгарские жители равнин и долин занимались землепашеством и хозяйством, «мирным обитателям благословенной страны свойственным», проживавшие в Балканских горах были «бесчеловечные разбойники». Как полагал Энегольм, они не довольствовались грабежом и воровством, но и мучили путешественников, «в неистовстве зверской дикости забавл[яясь] мучениями страдальца»279. В последующих главах будет продемонстрировано, как такая нелестная характеристика болгарских гайдуков уступит место более позитивному образу в середине XIX века, по мере распространения панславистских взглядов среди русской интеллигенции.
Несмотря на обращение русских военных к опыту прошлых русско-турецких войн и стремление российского командования избежать столкновения с мусульманским населением, кампания 1828 года была во многом повторением того, что имело место в 1806–1812 годах. Османские власти угнали многих жителей Добруджи и задействовали партизан, в то время как русская армия старалась привлечь различные группы местного христианского населения к переселению в Российскую империю, а с другой стороны, разоряла мусульманские селения. В итоге кампания 1828 года оказалась малоуспешной для России как с точки зрения достижения ее стратегических целей, так и в плане отношений армии с местным населением. Можно задаться вопросом, не было ли такое развитие событий предопределено географией и демографией Дунайской Болгарии, а также наследием предыдущих русско-турецких войн.
Такой вывод подтверждается кампанией 1829 года, в ходе которой русская армия внезапно перешла Балканы и заняла Адрианополь. Христианское население забалканских территорий не было угнано османскими властями по мере приближения русских войск, и последним практически не пришлось здесь иметь дело с мусульманскими партизанами. В отличие от Дунайской Болгарии, прошлое данной области делало ее не готовой к столь радикальным мерам. Кроме того, отмеченное русскими военными агентами недовольство провинциальных османли европеизирующими реформами Махмуда II очевидно негативно сказалось на их готовности подняться на священную войну с «гяурами».