Турецкие войны России. Царская армия и балканские народы в XIX столетии - стр. 18

Уже в конце 1810 года отступление русской армии за Дунай на север сопровождалось переселением прорусски настроенных жителей-христиан из окрестностей Разграда и Джумлы, а отход флангового отряда М. С. Воронцова привел к подобной же эмиграции болгар из-под Плевны, Ловчи и Севлиево98. Переселение становилось своеобразной альтернативой антиосманскому восстанию в Дунайской Болгарии, возможность которого рассматривал Багратион в начале 1810 года. Когда болгарские старейшины из селений, располагавшихся между Дунаем и Балканами, попросили у Кутузова «на письме уверение, что ни в коем случае они Россиею в руки турков преданы не будут», главнокомандующий отверг их просьбу «дабы сих людей, горячностью веры движимых, не погубить безвременным ободрением их к подъятию оружия». Взамен Кутузов принял меры с тем, чтобы «привлечь сколь можно более такового рода людей, трудолюбивых и полезных, на сию сторону Дуная», и опубликовал соответствующий манифест99.

Переселенцам первоначально предоставили земли на территориях турецких райя Брэила и Джурджу, освободили от налогов на три года, однако обязали нести пограничную службу. Вскоре у переселенцев начался конфликт с валашскими чиновниками, которые стремились взимать с поселенцев налоги. Отражая желание переселенцев избежать тяжкой доли валашских крестьян, глава специально созданной администрации переселенцев А. Я. Коронелли предложил поселить задунайских выходцев в Бессарабии и придать им статус казацкого войска100. Несмотря на то что переселенцам в конце концов так и не удалось получить казацкого статуса, этот вариант оказался предпочтительней, чем проживание в окрестностях Брэилы и Джурджу, для примерно 4000 болгарских семей после того, как по Бухарестскому миру 1812 года Валахия и Молдавия были возвращены османам, а Бессарабия вошла в состав Российской империи.

Русско-турецкая война завершилась менее чем за месяц до вторжения Наполеона. В результате она осталась в тени первой в истории России «отечественной» войны, которая стала решающим фактором в развитии русской военной мысли вплоть до Первой мировой войны. Война 1812 года сильно отличалась от конфликтов XVIII столетия. Сколь важными ни были бы столкновения со шведами, пруссаками, поляками или османами, все они представляли собой периферийные войны, которые происходили на окраинах Российской империи или же вовсе за ее пределами. Напротив, война 1812 года впервые за два столетия сопровождалась боевыми действиями на территориях, которые составляли историческое ядро России101. Она была в полном смысле драматическим событием как для российских элит, так и для массы населения и вызвала патриотический подъем в верхах российского общества, некоторые представители которого вскоре начали воспринимать борьбу с Наполеоном как противостояние между Россией и Европой.

Результат этой эпохальной борьбы способствовал возникновению ряда устойчивых мифов как в Европе, так и в России102. В то время как французские и прочие европейские авторы приписали решительный разгром Наполеона «генералу Морозу», русские авторы усмотрели в нем доказательство военного превосходства своей страны. В то же время среди русского офицерства с самого начала существовали разные представления об относительной значимости отдельных компонентов российской военной мощи. Притом что практически все русские военные рассматривали победу над Наполеоном как плод исключительных качеств регулярной армии, некоторые из них также отмечали важность партизанской войны, которая велась на французских линиях фронта с момента Бородинского сражения и вплоть до изгнания остатков французских войск в декабре 1812 года.