Трон Знания. Книга 4 - стр. 27

— Что стало с их шабирами? — спросила Малика.

Кенеш пожала плечами:

— Не знаю. Да и зачем тебе?

— Интересно.

— Женщинам приносят объедки новостей. Если приказывают надеть фиолетовые платья — значит, в Ракшаде праздник. Если жёлтые — значит, траур. Жёны всегда ходят в чёрном.

Малике хотелось хоть немного побыть одной. В ванной от Кенеш не спрячешься, в спальне Галисия — вдруг проснётся, пристанет с вопросами. Сославшись на голод, Малика выпроводила старуху на кухню, но та вскоре вернулась и воскликнула с порога:

— Сегодня великий день, шабира! Я помогу тебе собраться.

На веранде возле паланкина стоял незнакомый человек. Усевшись в креслице, Малика сжала подлокотники. Альхаре запретили с ней видеться!

Несмотря на раннее утро, на улицах бурлила жизнь. Носилки то и дело огибали возбуждённые толпы людей. Из гомона удалось вычленить голоса, выкрикивающие цифры. Совсем некстати вспомнился публичный дом в Зурбуне. Покупатели спорили о цене детской невинности так же яростно, как сейчас спорят ракшады.

Прибыв на место, Малика вышла из паланкина. Над крышами далёких домов золотился край солнца, окрашивая храм и каменные изваяния во все оттенки жёлтого. Безлюдная площадь. Фиолетовый — цвет праздника. Спирали в солнечных лучах не белые, а жёлтые — цвет траура. Горе и радость всегда ходят вместе и выбирают, каким боком повернуться к человеку.

Внимание перекочевало на провожатого. Если бы воины носили чаруш, их вряд ли удалось бы отличить друг от друга. Даже рельеф мышц на животе и груди у всех одинаковый. В Грасс-Дэморе в присутствии Иштара и Альхары Малика смущалась. Сейчас смотрела на обнажённый торс воина и не испытывала неловкости. Непривычное стало обыденным.

— Сегодня какой-то праздник?

— Собачьи бои, — ответил провожатый.

Теперь всё понятно: люди, орущие на улицах, делают ставки.

— У Альхары есть бойцовские собаки? — спросила Малика, вспомнив, как он мечтал обзавестись морандой.

— Да, шабира.

— Его собаки участвуют в боях?

— Нет, шабира. Альхара отбывает наказание.

— За что?

Воин с невозмутимым видом смотрел в сторону храма.

— Шабира задала тебе вопрос! — повысила тон Малика.

Над глазом ракшада еле заметно дёрнулось веко.

— Он прервал молитву.

— Вот как…

Вчера, когда она отстаивала своё право голоса, Альхара отправился за Иштаром и верховным жрецом, не закончив обход зала. Кто он? Друг или хитрый враг, который задумал влезть к ней в доверие?

Время шло, а на пороге храма никто не появлялся. Площадь не успела накалиться, запах благовоний не досаждал. Унизительным было ожидание. Вряд ли к шабирам — воинам-вестникам — относились подобным образом.

Наконец прозвучало приглашение. Малика вошла в храм, и опьяняющий запах вновь хлынул в лёгкие, лишая возможности чётко мыслить. Цепляясь за реальность, посмотрела через плечо. Провожатый вернулся к паланкину. Она одна. Совсем одна…

Служитель подвёл её к людям, стоящим у большой чаши, в которой тлели угли. Чёрные вóроны из её сна, и лишь верховный жрец на их фоне выглядел фиолетовым пятном. Видимо, для него служение Богу — непрерывный праздник.

Цедя удушливый воздух сквозь зубы, Малика пробежалась взглядом по лицам. Иштара не было. Шедар бесцеремонно рассматривал её, словно пытался проникнуть под перламутровую чаруш.

— Шабира! — произнёс Хёск. — Ты готова услышать Бога?