Триалоги: импровизации на свободные темы - стр. 10

И, кидая в мусорное ведро сгнившую еще до потребления провизию, мы совершаем невольный ритуал землепочитания, мы отдаем ей то, что не успели отобрать. В Древней Иудее лучшей жертвой почитался непорочный молодой ягненок, ибо он возносился Всевышнему. Наша жертва – изначально порченная, ибо сама порча и есть предназначенность к жертве, коль скоро речь идет о матери – сырой земле, о нижайшем из божеств.

С этой темой я столкнулся впервые в разговоре с Кабаковым, когда он описывал культурную ситуацию в России через призмы оппозиции «стройка – помойка», имея, наверно, в виду, что каждый (строительный) объект в России является чем-то неопределенным по своему состоянию во времени: то ли он еще не достроен, то ли разрушается. И это довольно верное наблюдение. Логично, резюмируя эту мысль Кабакова, сказать, что Россия как нечто видимое есть большая мусорная куча, свалка ненужных вещей и, добавим, идей. Именно это соотношение было бы интересно рассмотреть подробнее. Обилие вещей и идей на свалке не означает их обилия в обращении, где они находятся в умопостигаемой связи, и порядок идей, как считал Спиноза, воспроизводит порядок вещей в мире. Тотальная свалка означает, что исходное отношение нарушено: идеи лишены той бытийной основы, которую они отображают и удваивают в мысли, а у вещей отнят их идеальный план, их живая душа, и они есть мертвые вещи, трупы, и свалка поэтому есть кладбище.

Жизнь в России есть жизнь на кладбище, но не в качестве покойников, разумеется, а в качестве гостей – тех, кто пришел навестить своих родственников в «теплый летний воскресный день». Этот кладбищенский визит аналогичен занятию старьевщика, разбирающего мусорную кучу. Конечно, русские люди не гробокопатели и не некрофилы, но они хотят перебрать в памяти слегка забытые соображения: высказанные ими самими или кем-то из знакомых или почерпнутые из книг. Русская мечтательность и есть такое воспоминание о «разных там идеях», именно непринужденное воспоминание, а не напряженное припоминание в платоновском смысле, когда обретение идеи жизненно важно, когда самобытное существование в качестве мыслящего существа поставлено под вопрос. На кладбище идей вопрос о существовании не ставится. Оно есть данность, или подарок. С другой стороны, приведение вещей и идей в соответствие есть особого рода деятельность, и довольно интенсивная, т. е. просто-напросто – труд. Жизнь на «кладбище-свалке» есть безвременный отдых, почти кончина, – почти, но не совсем. Недаром так любят в народе, особенно по молодости лет, говорить о желанном пенсионном покое. Россия есть Россия над вечным покоем, в летаргическом сне, но снится в этом сне деятельное, трудовое прошлое. Но так как его не было, оно переводится в статус вечного, вневременного, т. е. в статус идеи.

Труд в Советском Союзе есть дело чести, доблести и геройства, но не аккуратности, пунктуальности, ответственности, методичности и т. д. Этот факт был подтвержден контекст-анализом отечественной печати, работ, посвященных теме труда. Предикаты первого рода встречаются на два порядка чаще, чем предикаты второго рода. Основная смысловая зависимость наиболее часто повторяется в текстах эпохи: это связь «вечное – временное». Это очень точно отражено и в стихах Д. А. Пригова: «Неважно, что надой записанный / Реальному надою не ровня / Все что записано – на небесах записано / И если сбудется не через два-три дня / То через сколько лет там сбудется / И в высшем смысле уж сбылось / И в низшем смысле все забудется / Да и уже почти забылось».