Третий - стр. 4
Первый больной.
– Ты это, это, вопросов не задавай, не тупи, но и не шустри, – Бригадир старался не смотреть на раненого бойца. Он понимал, что говорит, скорее сам себе. Боец из-за боли и страха смерти не слышит его или слышит, но не понимает.
– Если спросит что, говори честно, так, как мамке – один взгляд Бригадира на окровавленные дёсны широко раскрытого рта рядом и снова взор в пол. Мысли начальника выстукивала пульсация на виске: «Зря едем. Только салон запачкали. Надо было его на разборку в госпиталь свезти».
Машина качнулась и всех внутри повело вправо.
– Осторожней, – боец на переднем сидении вяло фыркнул водителю, будто ему было не всё равно. Бригадир сидевший с раненым позади, прижался к стеклу лбом и прищурился.
– Заворачивай, заворачивай сразу за соснами. Ты слышишь меня? – рука потянулась к плечу водителя, но тот без дополнительных приказов начал широкий поворот.
– Типа это не сосны, а ёлки.
– Чё? Поумничай у меня тут.
Машина вошла в долгую колею старой колхозной дороги и утонула в тени аллеи ясеней. Или клёнов. Или дубов. Кто их разберёт, они тут не на экскурсии. Сидящим в салоне было всё равно и только ухабы дороги раздражали.
– К тем домикам? – водитель вытянул шею и всем лицом указал куда-то через лобовое.
– Не, те заброшенные, – Бригадир не отрывался от стекла, – он отдельно ближе к лесу живёт.
– Э-э-а…, – промычал раненый и неожиданно начал садиться, уткнулся кровавым ртом в подголовник впереди, а затем его начало рвать мутной жижей на пол между его ног.
Никто не комментировал. Не помогал, не мешал. Звуки рвоты были негромкими, не осталось сил даже на рвоту. Машина подпрыгнула дважды на кочках, а затем наоборот шумно протёрлась обо что-то пузом. В конце старой аллеи, тени отступили и расширяясь, показался летний день. Водитель повернул левее, к лесу от бывшей деревеньки, высматривая, как ему сказали в городе, синий сарай Лешего.
– Тормози там, за дровницей. В упор не подъезжай, он этого не любит.
– За чем?
– За дровницей, дубина.
– Тут тормози уже, неужели непонятно!
Шум машины стих. Трое здоровых начали вытаскивать бледного из салона. Он сделался каким-то маленьким тяжёлым комком, без рук и ног, без шеи, весь спрятался сам в себя. Зацепился кроссовком за порог авто, выпал из рукава куртки. Вытащили. В один момент как-то он собрался с силами и стоял, опершись на товарищей, но это была переоценка. Возможность стоять покинула его тут же, опрокинула на бок, на растущие волосы земли, на куст сирени и запачкала последнюю красно-чёрной рвотой. Уже совсем тихого и бледного пассажира заднего сидения, водитель и его компаньон потащили к низкому деревянному крыльцу давно некрашенного дома с квадратным окном без занавесок и массивной дверью.
На обесцвеченной временем и солнцем палубе веранды стоял высокий мужчина неопределённого возраста в поношенной одежде оверсайз, заросший длинными усами и бородой, растерявший волосы, но не безобразный, не дикий, какой-то смиренный, аккуратно отставший от суеты и времени как служитель сельской библиотеки. Хозяин веранды не выражал никаких эмоций. Должно быть он вышел на шум автомобиля. Стучать и звать не пришлось. Тащить раненого к нему не получалось без потери куртки и обуви, поэтому в конце концов Бригадир взял его на руки и именно так занёс в дом.